Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ниэла? — округлил глаза фамильяр. — Ты свободна?
И почему последнее прозвучало несколько разочаровующе?
— Как видишь, — развел руками Генрих. — Не больно-то ты и спешил…
Он искренне был рад видеть этого крылатого шалопая! Успел попривыкнуть и даже… проникнулся симпатией?
— Летел со всех крыльев! — набычился мышь. — Мчался быстрее ветра!
— На хорсаре, — вставил веское слово огромный орк.
Судя по одежде, даже не воин, обыкновенный торговец.
— Магии не хватило на переход в особняк Дэ Кадари. Меня выкинуло где-то в горах. Повезло набрести на обоз торговцев!
— Я случайно нашел его в сугробе, когда приспичило сходить по ветру, — хохотнул один из обернувшихся обратно волков. — Как этот малыш надрывался!
— Я не люблю, когда меня мочат! На морозе! Я потом эти желтые сосульки еще три часа от крыльев отдирал! — буркнул Бука. — А потом сразу за свою ведьму хлопотать стал! Как я их уговаривал помочь, ты бы видела!
— После двух порций горячей похлебки, — опять добавил орк.
А этот добродушный здоровяк уже нравился Генриху.
Наблюдая за шутливой перебранкой, даже девушки перестали жаться в кучку, хихикали.
Бука и мертвого мог развеселить!
— Накладочка вышла, — развел в стороны крылья герой-спаситель. — Так, где демоны? Где наши подлые обидчики?! Я готов к бою!
— Мертвы, — спокойным тоном ответил Генрих.
Фамильяр обомлел, икнул и, наконец, внимательнее осмотрелся по сторонам, как и остальные обозники.
— Так это все ты? — трепетно прижал лапки к груди Бука. — Моя ведьма!
Кто-то восхищенно присвистнул.
Историями они обменялись уже в пути. Быстренько собрали провизию, одежду и вместе с торговцами отправились подальше от дома развлечений. Никто из малочисленных горожан даже на улицу не вышел, хотя не могли остаться глухи к шуму, что недавно устроила магия Ниэлы. Видать, привыкли к творившемуся здесь безобразию и не желали вмешиваться, дорожа своими шкурами.
Торговцы как раз отправлялись мимо альманских земель на крупную ярмарку неподалеку, Генриху с ними было по пути. Опять повезло!
Похоже, Луноликая решила сменить гнев на милость! Император внутренне ликовал!
Обозники оказались приятной компанией: щедрые, добрые мужики, многие семейные, и, главное смелые! Не побоялись рискнуть всем ради помощи неизвестным девчонкам! С рогатыми мало кто рисковал связываться, слишком жестоки были, а эти… Генрих дал себе зарок, обязательно их отблагодарить, как только вернет свое тело и полномочия. Добро должно оставаться с добром. Так его еще дед учил.
Бывшие рабыни тихо путешествовали рядом, многие из них оставались нелюдимыми и тихими, многие боролись со страшной зависимостью от демонской отравы, но нашлись и те, кто быстро оставил прошлое в прошлом, и смело шагнули навстречу будущему. Двое из таких смогли даже обрести свои пары в лице свободных оборотней. Волки не собирались «клювами» щелкать, быстренько прибрали свои «сокровища» к лапам.
Буквально через седьмицу, обоз оказался у границы альманских земель. Здесь Генрих и Белла тепло распрощались с торговцами, Бука даже пустил слезу.
Бывшие пленницы остались с торговцами, их путешествие продолжилось. Уван — тот добродушный орк, оказавшийся главным, обещал о них позаботиться и Генрих не сомневался, что тот сдержит обещание.
На альманских землях их никто не встретил. Хотя, император был уверен, «охранки» уже сработали, извещая ведьм о прибытии верховной. Им пришлось самостоятельно пробираться через заснеженное поле к поселению.
Вновь разбушевалась метель.
После всего случившегося, Генрих считал, что его уже ничего не способно удивить. Он ошибся.
Генрих
После очередной борьбы с холодной стихией, Генрих с Беллой выглядели, как две сосульки в плащах и чувствовали себя соответствующим образом. Бука уже даже не бурчал, молча отсиживался в капюшоне, нырнув туда поглубже.
В главном доме было тепло, сухо, многолюдно и одуряюще вкусно пахло горячими пирогами с яблоками.
Как только вошли, дверь за ними с оглушающим звуком захлопнулась. Это ветер постарался.
Тут же смех, магмузыка смолкли, танцы прекратились, и альманские ведьмы повернулись к ним. Почти у каждой из них на лицах было заметно явное недовольство.
Никто из ковена не поприветствовал верховную, как полагалось по закону, никто не бросился помогать, чтобы с комфортом устроить, никто не предложил горячей похлебки и ароматного взвара.
Генрих уже понял, что радушного приема ждать не приходится, но такого откровенного неуважения не ожидал.
— Вижу, меня здесь ждали и очень даже рады видеть, — первым нарушил тревожную тишину он.
Послышались хмыки, перешептывания, некоторые из ковена просто отвернулись, занявшись брошенными делами, музыка возобновилась, как и шуточки, танцы, смех… Ведьмы вели себя так, точно верховная и не стояла сейчас на пороге, продрогшая, голодная, униженная…
Лишь фамильяры настороженно притихли, но тоже промолчали.
— Ну что ж, — поджал губы Генрих. — Пойдем, Белла. Сейчас нас сытно накормят и устроят ночевать.
А завтра он уже займется тем, зачем сюда явился. Заодно и тем, почему ведьмы позволяют себе такое отношение к верховной. Хотя, в общем-то, это не было его делом, но императору стало неприятно. Даже не за себя, за ведьмочку, в чьем теле находился уже долгое время. Совсем размяк.
— Еда? Кто сказал еда? — встрепенулся Бука, точно до этого от холода впал в транс. — Мне двойную порцию!
— Я и не сомневался, — хмыкнул оборотень, заняв единственно свободный столик. — Эй! Поди сюда.
Он позвал одну из девушек, что прислуживали ведьмам, та наградила их компанию равнодушным взглядом и продолжила путь, даже не остановившись.
Такого унижения от прислуги Генрих уже стерпеть не смог, он в два шага нагнал нахалку, схватив ту за руку:
— Ты оглохла?
— Или ослепла и не знаешь, кто перед тобой?! — поддержал его возмущение фамильяр.
Перед грозным взглядом Генриха никто из служащих никогда не мог выдержать. Частенько императору даже не требовалось прибегать к нужным словам, чтобы донести требуемое, его понимали и так, а здесь…
Девушка не принесла извинений, не стала оправдываться, даже упрямого взгляда не отвела! Лишь поморщилась и руку из хватки выдернула:
— Думаешь, осталась подольше в постели у Лукаса и можешь теперь нам приказывать? — прошипела она, словно кошка, которой неожиданно прищемили хвост.
— Что сказала эта смертница? — округлил глаза Бука.