Сервий Туллий, сражаясь под началом царя Тарквиния против сабинян. Какой бы ни была историческая достоверность подобных сообщений, показательно, что римским авторам важно удревнить данную традицию и подчеркнуть особое отношение воинов к своим знаменам. В сообщениях античных историков мы находим немало примеров подобной решительности военачальников и героизма воинов, готовых жертвовать жизнью ради спасения своих знамен[1242], потеря которых означала поражение как отдельной части, так и армии в целом (ср.: Plut. Brut. 42; Tac. Hist. IV. 18; 34). Бросить в бою знамена считалось признаком высшей паники и страха (Caes. B. civ. III. 69). В рассказах римских авторов о военных действиях также обращают на себя внимание частые указания на точное число захваченных вражеских значков или потерянных своих. Показательно и то огромное значение, какое придавалось в Риме возвращению потерянных на войне знамен. Об этом как о большой своей заслуге упоминает Август в своих «Деяниях» (RgdA. 29. 2; ср.: Horat. Carm. IV. 15. 4–4; Vell. Pat. II. 91. 1; Flor. II. 34. 63; App. Illyr. 28). В 16 г. н. э. по случаю возвращения знамен, захваченных германцами при разгроме легионов Вара, в Риме была освящена специальная арка (Tac. Ann. II. 41; ср.: II. 25). Возвращению знамен посвящались коммеморативные выпуски монет с соответствующими легендами[1243].

Как уже отмечалось, aquila легиона и signa его подразделений, как и его номер, название, особые эмблемы[1244], почетные наименования и награды[1245], прежде всего выражали индивидуальность данной части и ее подразделений, свидетельствуя об их боевом пути. Без этих атрибутов легион как таковой не мог существовать. Так, например, флотский легион, созданный Нероном из моряков и затем распущенный Гальбой, прежде всего потребовал у императора орла и знамен (Suet. Galba. 12. 2; Plut. Galba. 15). Вспомним также, что в конце республики – начале принципата демобилизуемые и выводимые в колонии легионы сохраняли свои знамена[1246]. Утрата легионом знамен, как известно, обычно влекла за собой его расформирование[1247]. Особое отношение в римской армии к знаменам, вероятно, связано с их важной оперативно-тактической ролью: в качестве незвуковых сигналов – muta signa (Veget. III. 5) они служили для управления и согласования действий войсковых подразделений в бою и на марше. Умение следовать за знаменами и знать свое место в строю (Liv. XXIII. 35. 6: signa sequi et in acie cognoscere ordines; ср.: XXX. 35. 6) относилось к тем основам военного дела, которым в первую очередь обучали новобранцев, ибо подчинение указаниям знамен и других сигналов было важнейшим условием успеха в бою (Veget. III. 8; Isid. Etym. XVIII. 3. 1 и 5). Особое внимание римских воинов к такого рода сигналам, делавшее войско в бою подобным единому телу, подчеркивал Иосиф Флавий (B. Iud. III. 5. 7). Несомненно, по мере усложнения структуры и тактики римской армии этот компонент военной науки приобретал все большее значение[1248].

По всей видимости, в сознании солдат знамена неразрывно связывались с понятиями воинского долга и дисциплины. Насколько глубокой была эта связь показывает эпизод, сообщаемый Тацитом (Ann. I. 38). Когда вексилларии взбунтовавшихся германских легионов хотели было расправиться с префектом лагеря Манием Эннием, тот выхватил знамя (в данном случае vexillum, вымпел небольшого подразделения) и понес его по направлению к Рейну, крича, что тот, кто покинет ряды, будет числиться дезертиром; в результате мятежные воины вернулись в лагерь, не осмелившись осуществить свой замысел. В связи с данным эпизодом можно обратить внимание на свидетельство Дионисия Галикарнасского (Ant. Rom. X. 18. 2; ср.: VI. 45. 1; XI. 43. 2) о том, что воины, принося присягу, клялись следовать за военачальником и не покидать знамен (μητ᾽ ἀπολείψαι τὰ σημεῖα)[1249]. Хотя Дионисий пишет о древних временах и не дает аутентичной формулы присяги, его упоминание о знаменах в данном контексте едва ли случайно[1250]. Так же неслучайно Ливий (XXVI. 48. 12) вместе со святостью присяги (religio sacramenti) упоминает знамена и орла, а Валерий Максим (VI. 1. 16) в одном ряду называет signa militaria, sacratae aquilae et severa castrorum disciplina. Возможно, именно через связь с присягой, которая у римлян, как мы уже отмечали, всегда была актом религиозного характера, оставление знамен было не только нарушением моральных и правовых предписаний воинского долга, но и преступлением против богов – nefas.

Вместе с тем и сами знамена, по-видимому, были наделены сакральной сущностью, которая находила свое выражение в их культовом почитании. Суждения, терминология и конкретные контексты ее употребления у античных авторов в целом с достаточной убедительностью указывают на сакральную сущность римских signa militaria. Отношение к ним прямо сопоставляется с почитанием божеств. По словам Дионисия Галикарнасского (Ant. Rom. VI. 54. 2), в римском войске знамена почитаются как священные изображения богов (ὥσπερ ἱδρύματα θεῶν νομίζονται). Перед знаменами совершались ритуалы, подобные тем, что имели место при служении богам. Согласно Иосифу Флавию (B. Iud. VI. 6. 1), римляне, овладев Иерусалимским храмом, внесли в его главное святилище свои знамена и совершили в их честь жертвоприношение (ἔθυσαν τε αὐταῖς), после чего провозгласили Тита императором. В военном лагере знамена вместе со статуями императоров в военном облачении (loricati)[1251]хранились в особом святилище (aedes)[1252], где они круглосуточно охранялись специальным караулом в составе от 10 до 16–20 человек; причем это был, как показал, основываясь на анализе папирусных документов, О. Штолль, своего рода почетный караул и несли его солдаты в ранге иммунов и принципалов под началом центуриона (vigilias deduxit Varius (centurio) ad aquilam et signa; excubuerunt ad aquilam et signa)[1253]. В таком святилище преторианского лагеря Каракалла после убийства Геты совершил проскинесис перед знаменами и изображениями (τὰ σημεῖα καὶ ἀγάλματα τοῦ στρατοπέδου προσκύνειται – Hdn. IV. 4. 5). Известно также, что для усиления правового обязательства клятвы она приносилась перед знаменами[1254]. Такая клятва, должно быть, считалась в высшей степени обязывающей, т. к. ее признавали даже противники римлян, как в случае с Петом, который поклялся перед знаменами (apud signa) в присутствии посланцев парфянского царя (Tac. Ann. XV. 16).

Иногда aquilae et signa фигурируют в качестве объектов поклонения и со стороны иноземных властителей, демонстрирующих этим актом свое подчинение римской власти. В правление Калигулы наместник Сирии Луций Вителлий (отец императора) заставил парфянского царя Артабана воздать почести легионным знаменам: ad veneranda legionum signa pellexit (Suet. Vitel. 2. 4; ср.: Suet. Cal. 14. 3: Artabanus… aquilas et signa Romana Caesarumque imagines adoravit; см. также: Dio Cass. LIX. 27. 3). Когда Тиридат, ранее изъявивший