свое призвание. Но потом все изменилось… И я уже не знаю ничего…

— А я думал, что знаешь, — глаза Рафаила улыбнулись. — Я сразу увидел, что ты наша душа, Лена. Я люблю тебя. И я буду счастлив заботиться о тебе как о своем ангеле. Если ты будешь согласна…

— Я согласна… — опустила реснички Елена.

— Я счастлив, — повторил Ральф. Его ладони остановились, прижимая ее плечи. Он наклонился к девушке, целуя ее в щеку.

Щеки Елены разыгрались румянцем.

— Я только… Еще не сказала… — произнесла она, помедлив. — Михаилу… Я ведь говорила ему, что так хочу быть легионером… И вот… теперь это совсем не так…

— Не волнуйся, он не будет возражать, — успокоил Ральф, окутывая Елену сероватой голубизной глаз. — Такое случалось и раньше. Иногда, чтобы понять свое призвание, нужны годы. Но порой достаточно пары секунд, чтобы все изменить, как тебе.

Глава 21

Было утро воскресенья, без десяти девять на часах.

Андрей приблизился к молодому священнику и встал рядом с лежащими на подставке Евангелием и крестом. Машинально его внимание улавливало звуки часов, которые читал алтарщик в отдалении, в центральном пространстве храма.

Андрей взглянул на человека, который сейчас был готов принять у него исповедь…

Если Андрей захочет, позже он сможет провести параллели с другим разговором, происходившем здесь же, на Земле, у дверей квартиры.

Разговор глухого со слепым.

— Я слушаю Вас, — Андрей смутился, не сразу решившись открыть рот. Ведь и вчера, и сегодня, стоя тут, он думал, с чего начнет, и как-то все это поблекло в один момент. Он нервничал. Почувствовал, что до дрожи в коленках.

— Ну я…

Андрей стал рассказывать с места в карьер, не заботясь о логике. Возможно, сейчас это было единственное правильное решение — пожертвовать понятностью ради искренности. Странно, но, кажется, едва он произнес вторую фразу, слова пошли свободнее. И он говорил, нацеленный на то, чтобы ничего не забыть.

— Подождите, Вы сказали, что расстались с девушкой? — вдруг прервал его голос священника.

— Ну да, — подтвердил Андрей неуверенно. Он же только что это произнес, к чему было спрашивать.

— Это была Ваша инициатива? — спросил священник.

Андрей посмотрел в устремленные на него темные глаза.

— Моя, — подтвердил Андрей. — Я же как раз сказал, что…

— У Вас произошла размолвка…

— Да, я…

— Если Вы обидели ее, надо пойти и извиниться.

— Я не обижал… Я уже извинился, — противореча сам себе, заговорил Андрей.

— Погодите минутку, в чем же Вы извинились, раз не обижали?

— Я не хотел обидеть. Но она обиделась. Дело в том, что…

Андрей начал объяснять все сызнова, пытаясь скорее сам построить цепочку в своей голове и наконец понять, в чем он должен каяться.

— Если Вы хотите вернуть отношения, надо сделать первый шаг самому, — услышал он ответ.

— Но я не хочу, — запротестовал Андрей. — Я уже не могу. У меня все по-другому, я люблю другую.

— Выходит, Вы все-таки виноваты в размолвке. Видите ли, отношения требуют терпения. Нельзя бросаться людьми так, как будто это вещи. Это не по-христиански.

Андрей опешил. Он и не успел заметить, как ушел на повороте молодой батюшка. Кажется, теперь он должен был каяться в том, в чем совершенно не собирался.

— Ты… Вы меня не так поняли, — окончательно разволновался Андрей, оговариваясь по старой привычке обращаться к окружающим. — Я хотел сказать…

Слова пошли чередой. Андрею показалось, что он даже вспотел, раскладывая историю с Ладой по полочкам.

— Вот видите: Вы говорите о том, что любви у Вас не было. Вместе с тем, настоящие чувства требуют постоянной работы, — развел руками священник. — Если не работать над собой, не получится ничего создать. Здесь нужно терпение и смирение…

— Но ведь и так не получится, если любви изначально не было! — горячо откликнулся Андрей.

— Иногда так проще всего объяснить разлад. Если не хочется работать над…

— Дело не в разладе! — Андрей устал, что его перебивают. Силясь прорваться через высказанные штампы и еще не успев пожалеть, что он не пошел к соседней стенке, где терпеливо отпускал грехи другой священник, он стал тараторить так, чтобы его никто не мог остановить. — Разлада-то никакого и не было, понимаете?.. С ее стороны не было любви, с моей… Я не знаю, как это сказать. Если как на небе, как по совести, все мы любим друг друга, а если как с женщиной здесь, — он хотел добавить «на Земле», но вовремя обогнул этот вираж, — то это совсем другое дело. Там есть любовь ангельская, здесь есть человеческая, то есть и она как ангельская, но человек — венец творения, чтобы творить себя в паре…

Андрей и не заметил, что на следующем зигзаге свернул с проторенной дороги исповеди и с размаху покатился в бурелом теологических рассуждений.

— Но мы же не можем сравнивать горний мир с миром человеческим!.. — теряя терпение, забил кол в ледяную насыпь священник. Он, как и Андрей, решил во что бы то ни стало выйти победителем.

— Почему? — Андрей со всей искренностью изумился. Священник только что сказал это пока единственному человеку на Земле, который сравнивать мог и, более того, был должен. Увы или к счастью обоюдному, тот этого знать не мог.

Оба так отпали друг от друга, что один даже не успел заметить, как назвал весьма несовременное и не всем понятное название небесного мира, а другой сам не понял, как его понял. Им сейчас было не до того!..

— Потому что там все совсем по-другому… — со всем тщанием начал наставлять священник молодого верующего.

— Да, я согласен, — закивал Андрей. — Но…

И опять это упрямое «но». Нет, сегодня тем, кто сзади, не суждено будет получить отпущение грехов. Священник покосился на толпу жаждущих исповеди воскресных прихожан и с внутренним вздохом понял, что пора сворачивать дискуссию. Не для споров он тут поставлен в конце концов. Для споров есть и другие места… Ну, писательское поприще, например… Или…

— В вышнем мире, — священник пришел в себя и не стал повторять странного слова «горний», — все совсем по-другому. Там нет мужчин и женщин, там нет ничего…

Он хотел добавить к «ничего» еще слово, но…

Андрей чуть не упал. Только что он услышал своими ушами, что его нет. Вернее, что он был все это время чем-то рода среднего. И что ему виделись в бреду Михаил и Агнесс. А также, что этого ничего, в сущности, не было. Жил и не знал об этом.

— Как нет?! — пораженному возгласу не было берегов.

Священнику показалось, что на них обернулись все рядом стоящие, включая старшего товарища по исповеди —