Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рукам его ничего не стоит смять меня, просто взять и смять, как мнут бумажный листок. Смять, разорвать пополам, изорвать на самые мельчайшие кусочки… и даже дыхание его при этом останется совершенно ровным и спокойным. И что я могу противопоставить ему сейчас, когда левая рука моя абсолютно недееспособно и почти мне не повинуется, когда при каждом резком моём движении вновь начинает болезненно кружиться голова…
Да я то и передвигаться могу с трудом…
А этот человек у входа…
Меньше всего человеческого в его лице, уродливо выпуклом, густо заросшем чёрной густой щетиной. Низкий покатый лоб и скошенный назад подбородок придают человеку у входа странное сходство с какой-то огромной обезьяной…
Но это не обезьяна, ибо в правой ручище незнакомца крепко зажата огромная, устрашающего вида суковатая дубина.
И мы всё смотрим и смотрим друг другу в глаза, целую вечность смотрим… и почему-то кажется мне, что стоит только на мгновение отвести взгляд, как это тёмное неподвижное изваяние у входа тотчас же придёт в движение, ринется в нашу сторону всесокрушающим тараном…
Нас то и разделяет какие-то жалкие полтора десятка метров…
И что я могу противопоставить ему сейчас?
Я ощущаю себя так, как только может ощущать себя совершенно неодетый и совершенно безоружный человек, неожиданно лицом к лицу столкнувшийся с грозной, смертельной даже опасностью. Почему-то сразу же мелькает в голове моей явно абсурдная мысль, что будь я сейчас одет и, главное, обут…
Хотя, какая чёрт разница, одет я или не одет!
А вот нож…
– Лерка! – шепчу я тихо, одними губами. – Где нож?
– Справа, – тоже шёпотом отвечает мне Лерка. – Пошарь рукой… не там, выше…
Лихорадочно, на ощупь я шарю рукой, и в то же самое мгновение, когда рука моя успевает нащупать знакомую рукоятку ножа… в это самое время чёрная фигура у входа наконец-таки приходит в движение.
Огромный кулак гулко стучит по широкой волосатой груди, низкий гортанный возглас, напоминающий скорее звериное рычание, нежели членораздельную человеческую речь, заставляет меня вздрогнуть.
Но в руке моей уже зажат нож и, резко оттолкнувшись от пола, я вскакиваю на ноги.
Чёрт!
Чёрт, чёрт, чёрт!
Оказывается, сейчас мне необходимо какое-то время, чтобы справиться с так некстати нахлынувшим головокружением. И счастье моё, что волосатый у входа, похоже, не слишком торопится…
Опасается он меня, что ли?
Даже если это и так, ни одеться, ни, тем более, обуться я уже не успеваю. Ну а хождение босиком по острым каменным осколкам, густо усеявшим холодный пол пещеры – это то же самое, что хождение по битому бутылочному стеклу. Или почти то же самое…
Но это мне. Волосатому же, похоже, совершенно наплевать на все эти мелочи.
Чуть приподняв дубинку, он наконец-таки двинулся в мою сторону. Он шёл медленно, не спеша… не шёл даже, а крался. Маленькие, глубоко посаженные глаза волосатого подстерегали каждое моё движение, широкие плоские ноздри хищно и возбуждённо вздрагивали, огромные рот был слегка приоткрыт в какой-то особо плотоядной ухмылке.
Я метаю нож и в то же самое мгновение чувствую, что совершаю ошибку. Чудовищную и уже, увы, непоправимую…
Резкий короткий взмах дубинки… и нож мой, молниеносно отбитый, летит куда-то в сторону, звеня, падает там на камни…
Да, похоже, я недооценил своего противника, его быстроту и ловкость, его поистине звериную, сверхчеловеческую реакцию. И вот в результате даже то немногое, что могло хоть как-то, хоть немного уравнять наши шансы, даже это немногое начисто утеряно мною…
Я проиграл этот, возможно, самый важный свой поединок фактически до его начала. И, даже если бы в огромных ручищах волосатого не было этой устрашающего вида дубины, даже тогда шансов на победу у меня было бы немного…
А я раздет, безоружен… я явно не привык передвигаться босиком по толчёному стеклу. И голова вновь начинает сильно болеть и кружиться, и, стыдно признаться, но всё моё существо охватывает вдруг какой-то особый, поистине леденящий душу страх. Я почти физически ощущаю, как громадная эта дубинка тяжело опускается на мой череп… опускается, проламывает его, и я падаю навзничь, захлёбываясь своей же собственной кровью…
А потом он ещё и сожрёт меня… моё тело. Почему бы и нет.
А Лерку…
Отчаянье и эта последняя мысль о Лерке побеждают страх. А потом… потом мне стало совсем даже не до страха…
Волосатый с каким-то утробным рычанием взмахивает дубинкой, но я успеваю как-то увернуться, уйти от губительного этого удара. Дубинка его, впустую прорезает воздух… впрочем, не совсем впустую. Один из острых сучков её основательно вспарывает мне кожу на плече и предплечье левой руки. Крови немного, но левая рука моя повисает словно плеть…
Это уже хуже!
Волосатый вновь взмахивает дубиной… и вновь каким-то чудом я успеваю отпрянуть назад, в глубь пещеры.
Больше всего на свете я жалею сейчас, что не обут.
И, разумеется, долго так продолжаться не может. За моею спиной, и уже близко – сплошная каменная стена… всего несколько шагов мне до неё остаётся. Потом, когда я упрусь я эту стену, волосатому трудно будет промахнуться…
Если бы я мог снова добраться до ножа!
Но это нереально, я хорошо понимаю насколько это нереально. Нож где-то там, за широкой спиной волосатого, и ничего другого мне пока не остаётся, как только пятиться и пятиться, да ещё и увёртываться раз за разом от сокрушительных молниеносных ударов дубинки. Пока мне это ещё удаётся… пока ещё…
Потом плечи мои ощущают неровную каменную поверхность и каменный же холод стены.
Всё! Занимательная игра в «кошки-мышки» подошла, кажется, к логическому своему завершению!
Прижавшись спиной к стене, я теряю всяческую надежду на спасение. И только правая рука моя, словно надеясь на что-то, лихорадочно шарит, ощупывает сплошной шершавый этот каменный монолит за спиной…
И, о, чудо! Внезапно пальцы мои нащупывают заостренный каменный выступ, и, что самое главное, выступ этот явственно шатается, поддаётся моим пальцам.
Это шанс! Минимальный, но шанс!
С торжествующим рёвом волосатый вскидывает дубинку, и точно в это же время (так получилось удачно) я изо всей силы швыряю спасительный этот обломок ему прямо в лицо. Промахнуться на таком расстоянии невозможно, совершенно невозможно промахнуться на таком расстоянии…
И я не промахиваюсь. А ещё умудряюсь как-то, предугадав замысловатую траекторию движения дубинки, уклониться от неё и на этот раз.
Острые края увесистого каменного обломка основательно раскроили волосатую физиономию моего противника. Хлынувшая из глубоких ран кровь попала ему в глаза и, скорее всего,
