ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

На первый взгляд Великобритания представала весьма внушительной. В 1900 году это была крупнейшая в истории мира империя, площадью свыше 31 млн. квадратных километров, где проживало до четверти населения земного шара. Только за последние три десятилетия Великобритания добавила к своим владениям как минимум 11 млн. квадратных километров и приросла на 66 млн. человек. Не только критически настроенные историки будущих периодов, но и французы, немцы, ашанти, бирманцы и многие другие в то время думали следующим образом:

Существовали и иные доказательства силы британцев: значительное расширение Королевского военно-морского флота, равного по мощи следующим двум самым большим флотам вместе взятым; беспрецедентная сеть морских баз и кабельных станций по всему миру; самый большой в мире торговый флот, позволяющий стране оставаться лидирующей торговой державой; а также финансовые услуги лондонского Сити, сделавшего Великобританию крупнейшим инвестором, банкиром, страховщиком и коммерческим посредником в мировой экономике. У толпы, радостно приветствовавшей руководителей страны во время празднования шестидесятилетия правления королевы Виктории в 1897 году, были определенные причины для гордости. Каждый раз, когда обсуждались три-четыре мировые империи грядущего века, в коротком списке кандидатов всегда присутствовала Великобритания, а не Франция и не Австро-Венгрия.

Однако если взглянуть на это с другой стороны, скажем, трезво оценивая британскую «официальную точку зрения»{431} или анализируя более поздние мнения историков о причинах краха британского могущества, обнаружится, что конец XIX века — это не тот период, когда Великобритания могла «претендовать на звание мировой державы». Время для этого было столетием раньше: кульминацией стала победа 1815 года, позволившая стране в последующие полвека наслаждаться преимуществами фактически бесспорного морского и имперского превосходства. Вместе с тем после 1870 года изменившийся баланс мировых сил постепенно лишал британцев превосходства как минимум по двум взаимосвязанным направлениям. Во-первых, повсеместная индустриализация и связанные с ней подвижки в военном балансе сил на суше и на море ослабили относительное положение Британской империи больше, чем любой другой страны, потому что она являлась признанной великой державой, которая скорее теряет, чем что-то приобретает в результате фундаментальных изменений статус-кво. В отличие от Франции и Австро-Венгрии на Великобританию напрямую не повлияло появление мощной объединенной Германии (Лондону придется начать поиск решения этой «проблемы» лишь после 1904–1905 годов). Островитян в большей степени волновало стремительное укрепление экономических и политических позиций США, так как британские интересы (Канада, морские базы в Карибском море, торговля и инвестиции в Латинской Америке) в значительно большей степени были связаны с Западным полушарием, чем с какой-либо из европейских стран{432}. Страну также больше беспокоило расширение российских границ и развитие стратегических железных дорог в Туркестане, поскольку это грозило потерей влияния на Ближнем Востоке и в Персидском заливе, а в конечном счете, возможно, и утратой контроля над Индийским субконтинентом{433}. Львиная доля внешнеторгового оборота Китая приходилась на Великобританию, поэтому любое перекраивание Небесной империи или появление новой силы в регионе предположительно должно было серьезно ударить по коммерческим интересам англичан{434}. Кроме того, в значительной степени в результате колониальных войн после 1880-х годов относительное положение Лондона в Африке и в Тихоокеанском регионе изменилось не в лучшую сторону, так как, говоря словами Эрика Хобсбаума, «из неофициальной империи, контролировавшей большую часть слаборазвитого мира, Великобритания превратилась в официальную империю, но уже управлявшую лишь четвертью былых территорий»{435}. Назвать это хорошей сделкой было нельзя, несмотря на ряд новых расширений владений королевы Виктории.

Но если некоторые из этих проблем (в Африке и Китае) были достаточно недавними, то другие (конкуренция с Россией в Азии и с Соединенными Штатами в Западном полушарии) существовали уже давно, при предыдущих правительствах и монархах. Однако теперь относительный уровень могущества различных государств-соперников был намного выше, а угроза росла на всех направлениях практически одновременно. Как Австро-Венгерской империи пришлось противостоять в Европе сразу нескольким враждебно настроенным соседям, что в итоге привело к ее гибели, так и британские политики были вынуждены заниматься дипломатическим и стратегическим «жонглированием», причем буквально во всех частях света. В 1895 году, например, кабинет министров не на шутку беспокоили возможный распад Китая вследствие китайско-японской войны, крах Османской империи в результате армянского кризиса, намечавшееся столкновение с Германией за контроль над югом Африки, одновременное противостояние с Соединенными Штатами относительно границ Венесуэлы и Британской Гайаны, отправка Францией своих экспедиционных войск в экваториальную Африку, продвижение русских к Гиндукушу{436}. И Лондону приходилось решать все эти задачи одномоментно как на суше, так и на море, где вне зависимости от регулярности повышения объема бюджетных ассигнований королевский флот уже не мог, как в середине столетия, безраздельно властвовать в океанских водах, когда ему противостояли объединенные силы пяти-шести государств, активно формировавшиеся в 1890-х годах. Поэтому английское адмиралтейство постоянно указывало на то, что могло бы справиться с американской проблемой в Западном полушарии, но только за счет морских сил, размещаемых в европейских водах, что могло бы увеличить присутствие королевского флота на Дальнем Востоке, но это приведет к ослаблению средиземноморской флотилии. Невозможно было повсеместно сохранять сильную позицию. На суше тоже происходило «жонглирование силами»: для оперативного реагирования на чрезвычайные ситуации батальоны из Олдершота перебрасывались в Каир, а из Индии в Гонконг — и все это были малочисленные добровольческие подразделения, несопоставимые с массовыми армиями, созданными по прусскому образцу{437}.