"У полковника Деева защитное качество молодых -преувеличенная до хвастовства честь мундира", - подумал он мельком и,почему-то легко простив эту наивную, не лукавую слабость, уже никак непредполагавший вновь услышать о той неудачной разведке, посланной в поискпрошлой ночью, спросил не без удивления:

– Каким образом "языка" доставили сюдаартиллеристы? Какие? Кто?

– Артиллеристы с южного берега, те, что на прямойнаводке. Пришли на энпэ, можно сказать, из окружения. - Деев глядел поверхлампы на Бессонова пронизанными светом, торжествующими глазами в соломенных,веселых, как летние солнечные лучики, ресницах.

– Где эти артиллеристы?

– Ушли обратно на батарею. Кстати, немец подтвердил,товарищ командующий…

– Что подтвердил?

– Вчера введена в бой свежая танковая дивизия.

– Посмотрим, что за "язык"… Запоздалый,правда. Но так или иначе - "язык".

Бессонов подобрал ногу под столом, чтобы удобнее быловстать, оперся на палочку, чувствуя колющие мурашки в голени. Несколькомгновений он послушал позывные радиста: "Антенна!.. Антенна!" - и,накинув на плечи поданный Божичко полушубок, захромал к двери, распахнутойполковником Деевым.

Пленный немец сидел перед столом начальника разведки;длинная, подбитая мехом, с меховыми отворотами шинель, на коленяхперебинтованная кисть левой руки; костяного оттенка, отечные одутловатые щеки ссизо-темными пятнами; далеко посаженные от переносицы, гноящиеся в уголкахглаза; сидел в позе безразличия ко всему, на опущенной голове свалявшиесяволосы прикрывали пятачок лысины. По команде переводчика встав при появлении вблиндаже Бессонова, найдя на его петлицах знаки различия, немец чуть вскинултяжелый щетинистый подбородок, выжал из себя скомканные звуки, и Бессоновуперевели:

– Рад, что его будет допрашивать русский генерал.Просит об одном - или госпиталь, или расстрел. После тех мучений, которые онперенес, ему ничего не страшно.

– Пусть сядет, - сказал Бессонов. - Ему ничего неугрожает. Война для него кончилась. Будет отправлен в госпиталь. Длявоеннопленных.

– Майор Эрих Диц, офицер связи штаба шестой танковойдивизии, пятьдесят седьмого танкового корпуса, - доложил начальник разведкидивизии подполковник Курышев.

В течение этих суток, переволновавшись за судьбу дивизионнойразведки, не вернувшейся из поиска, Курышев, всегда сдержанный, припустил огняв двух керосиновых лампах, скрупулезно, как человек, знающий свою нелегкую,нервную, многоопасную на войне службу, заглянул в развернутую на столикететрадку с пометками, по-видимому, начатого до прихода Бессонова допроса.Потом, устало и педантично читая из тетрадки, пояснил командующему, что майорДиц из Дюссельдорфа, сорока двух лет, награжден Железным крестом второй степениза бои под Москвой, член нацистской партии с тридцать девятого года, и добавилпониженным голосом, что, согласно этим данным, калач, надо думать, тертый, взятбыл вчера на рассвете разведчиками прямо из машины на шоссе, когда возвращалсяс поручением из штаба корпуса в штаб дивизии.

Подробным объяснением Курышев упреждающе подсказывалкомандующему, что при допросе следовало бы иметь в виду возможностьдезинформации, однако Бессонов, казалось оставив без внимания со значениемподчеркнутые детали из биографии пленного, в задумчивости походил, разминаяногу, по блиндажу, на ходу обратился к переводчику - розовощекому капитану:

– Он показал, что шестая дивизия вчера введена в бой?

– Нет, товарищ командующий. По его словам, вчеравступила в бой семнадцатая танковая дивизия. Из резерва группы армий"Дон".

Стало тихо. Пахло в блиндаже каким-то лекарством, холоднымворсом чужой шинели, чужим потом; пламя бурлило в раскрытой дверце печки, по еенакаленному железу пробегали вишневые искорки. Молоденький капитан-переводчик,кричаще выделяясь здесь выспавшимися, бойкими, ловящими глазами, сверхнеобходимости подтянутый, с вымытым одеколоном, целлулоидным подворотничком,сверкавшим на шее при поворотах головы то в сторону Бессонова, то в сторонунемца, до ушей зарделся оттого, наверно, что Бессонов томительно долго незадавал никаких вопросов, только скрипел в тишине палочкой, прихрамывая поблиндажу, в накинутом на плечи полушубке, изредка взглядывая на немца сквозьопухлые красноватые веки.

"Так что это за немец? Из кадровых? Воевал под Москвой?Начал с сорок первого…".

А немец по-прежнему не менял выбранной позы: безучастный ковсему, потухший взор мертво впаян в угол блиндажа, правая рука в неснятоймеховой перчатке поддерживала свежеперебинтованную кисть левой руки; он ещестремился сохранить достойный вид обезоруженного, попавшего в плен и тем неменее совершенно равнодушного к своей судьбе немецкого офицера, каким должныбыли представлять его русские; но то, как он трепетно и глубоко хваталрасширявшимися ноздрями воздух, безошибочно говорило Бессонову, к чемуприготовил себя немец.

С сорок первого года одно и то же чувство неудовлетворенногои тайного интереса испытывал Бессонов при случайном или не случайном допросепленных. Кроме желания узнать необходимое, что важно было ему узнать, в тех илииных деталях, о намечающихся действиях чужой армии, против которой он болеегода воевал, каждый раз появлялось особо острое желание уточнить и всецелопознать истину, умонастроение той, враждебной стороны: кто же вы такие, немцы,захватившие почти всю Европу, ведущие бои в Африке и начавшие войну против нас?Что скажет и что думает в данную минуту этот физически сильный, плотный в телемайор с обмороженной рукой, обмороженными щеками, взятый прошлой ночью изштабной машины?

Но, удерживаясь задать вопрос, что думает немецкий майор опрошлых боях под Москвой и о нынешних боях под Сталинградом, Бессонов спросил:

– Когда шестая танковая дивизия прибыла в состав группыармий "Дон" под Сталинград? Откуда прибыла?

Краснощекий капитан бойко перевел.

Немец с неизбывным равнодушием стал отвечать, скупо роняяслова, снизу поддерживая меховой перчаткой перебинтованную кисть, акапитан-переводчик беспричинно счастливо улыбнулся Бессонову, начал переводитьс видимым удовольствием от прекрасно понятого ответа пленного:

– Полторы недели назад дивизия из Франции прибыла вКотельниково. Нас не повезли через Париж, а направили кружным путем. В Берлинеостановки не было. В Барановичах мы почувствовали, что близко ваши партизаны, -вагоны и локомотивы валялись под откосом. Нигде не было нормального света.Электростанции не работали. Брянск утопал в снегах. Проехали через Курск иБелгород, потом начались степи. Бескрайние дикие степи. Мы догадывались, чтоедем под Сталинград.

– Из Франции? - переспросил Бессонов.