— Как она, Энн?

— Пока ничего. Доктор не говорит прямо, но, по-моему, унего появилась надежда. Познакомься, Людвиг, у нас гость. Это архиепископ Ральфде Брикассар, старый друг Мэгги.

Людвиг, более сведущий в подобных делах, чем его жена,опустился на одно колено и поцеловал кольцо на руке, которую протянул емуархиепископ.

— Присядьте, ваше преосвященство, поговорите с Энн. Япойду приготовлю чай.

— Так вы и есть Ральф, — сказала Энн. Онаприслонила костыли к бамбуковому столику, гость сел напротив; живописно спадалискладки сутаны, из-под них виднелись начищенные до блеска черные сапоги дляверховой езды — он закинул ногу на ногу. Не очень-то мужская поза, а впрочем,это неважно, ведь он священник, и однако, такая ли поза, другая ли, а чувствуетсяв нем что-то очень мужественное. И пожалуй, он моложе, чем ей спервапоказалось; должно быть, едва-едва за сорок. Такой великолепный образчик силы икрасоты — и пропадает понапрасну!

— Да, я Ральф.

— С той минуты, как у Мэгги начались схватки, она непереставала звать какого-то Ральфа. Признаться, я ничего не понимала. Преждеона ни разу не упоминала при мне ни о каком Ральфе.

— Очень на нее похоже.

— Откуда вы знаете Мэгги, ваше преосвященство? И давноли?

Священник натянуто улыбнулся, сложил тонкие, необыкновеннокрасивые руки шатром, так что касались друг друга лишь кончики пальцев.

— Я познакомился с Мэгги, когда ей было десять лет,через несколько дней после ее приезда из Новой Зеландии. По справедливостиможно сказать, что я знал Мэгги в дни потопа и пожара, в дни душевного голода,в дни жизни и смерти. Все это нам пришлось претерпеть. Мэгги — это зеркало, вкотором мне суждено видеть, что я обыкновенный смертный.

— Вы ее любите! — с удивлением сказала Энн.

— Всегда любил.

— Какое несчастье для вас обоих.

— Я надеялся, что только для меня. Расскажите мне оней, что с ней было с тех пор, как она вышла замуж. Уже много лет я ее невидел, но всегда за нее тревожился.

— Я вам все про нее расскажу, но сначала расскажите вы.Нет-нет, я спрашиваю не о личном, просто — как она жила до переезда в Данни?Ведь нам с Людвигом совсем ничего про нее не известно, мы только и знаем, чтопрежде она жила где-то под Джиленбоуном. Нам хотелось бы знать больше, потомучто мы очень ее полюбили. Но она никогда ничего не рассказывала, наверно, изгордости.

Вошел Людвиг, притащил поднос с чаем и всякой едой, сел кстолу, и архиепископ коротко рассказал Мюллерам, как жила Мэгги прежде, чемстала женой Люка.

— Вовек бы ничего такого не подумала! Чтобы у Люка О'Нилахватило наглости оторвать ее от всего этого и превратить в прислугу! И еще сусловием, чтобы мы ее жалованье клали на его текущий счет! А вы знаете, что убедняжки за все время, пока она здесь, ни гроша в кармане не было? На Рождествоя велела Людвигу дать ей кое-какие деньги наличными, но к этому времени она ужетак обносилась, что пришлось их сразу потратить, а больше она у нас ничегобрать не захотела.

— Не жалейте Мэгги, — резковато сказал архиепископРальф. — Я думаю, сама она о своей судьбе не жалеет, уж во всяком случаене из-за того, что у нее нет денег. В конце концов, от денег-то она видела малорадости. А если бы ей понадобились деньги, она знает, где их взять. Думаю,явное равнодушие Люка ранит ее гораздо больней, чем безденежье. Несчастная мояМэгги!

Потом Энн и Людвиг стали рассказывать, как живет Мэгги у нихв доме, а де Брикассар слушал, все так же сведя руки шатром, кончиками пальцеводна к другой, и неотрывно смотрел на раскинувшиеся широкими веерами листьякрасавицы пальмы перед домом. Ни разу ничто не дрогнуло в его лице, ничто непеременилось в отрешенном взоре прекрасных синих глаз. Да, он многому научилсяза годы службы при Витторио Скарбанца, кардинале ди Контини-Верчезе.

Дослушав этот рассказ, Ральф де Брикассар вздохнул и перевелвзгляд на озабоченные лица Мюллеров.

— Что ж, очевидно, мы должны ей помочь, раз этого неделает Люк. Если она и в самом деле ему не нужна, лучше ей вернуться в Дрохеду.Я понимаю, вам жаль с нею расставаться, но ради блага Мэгги постарайтесьуговорить ее вернуться домой. Я вышлю ей из Сиднея чек, чтобы ей не пришлосьпросить денег у брата. А дома она все объяснит своим так, как самапожелает. — Он взглянул в сторону спальни, тревожно покачалголовой. — Боже милостивый, дай младенцу родиться благополучно!

Но ребенок родился только через сутки, и Мэгги,обессиленная, измученная, едва не умерла. Доктор Смит щедро давал ей опий, постаринке полагая, что это в подобных случаях самое верное, и ее затягивало икружило в водовороте непрестанных кошмаров, мерещились чудища, которыенабрасывались на нее извне и изнутри, царапали, грызли, рвали клыками икогтями, выли, скулили, рычали. Порой на миг перед глазами отчетливо возникалолицо Ральфа — и вновь его смывало нахлынувшей болью; но она все равно помнила онем и знала: пока он ее охраняет, ни она, ни ребенок не умрут.

Порой доктору Смиту удавалось урвать минуту, чтобыперекусить, подкрепиться ромом и удостовериться, что никто из других егопациентов по собственной опрометчивости не умер; он оставлял акушерку справлятьсясвоими силами и за это время узнал кое-что из истории Мэгги — ровно столько,сколько Энн и Людвиг сочли уместным ему рассказать.

— Вы правы, Энн, — сказал он, выслушав всеэто. — Вероятно, в ее теперешних мучениях виновата, среди прочего,верховая езда. Для женщин, которым приходится много ездить верхом, очень плохо,что дамское седло вышло из моды. От мужской посадки развиваются не те мышцы,какие нужны для родов.

— Я слышал, что это просто предрассудок, — мягкозаметил архиепископ.

Доктор Смит окинул его недобрым взглядом. Доктор Смит отнюдьне питал нежных чувств к католическим священникам, полагая, что они все доединого — безмозглые ханжи и лицемеры.

— Думайте как угодно, — сказал он, — ноответьте мне на один вопрос, ваше преосвященство: если встанет выбор, сохранитьли жизнь Мэгги или ребенку, что подскажет вам ваша совесть?

— В этом вопросе церковь непреклонна, доктор. Она недопускает никакого выбора. Нельзя погубить младенца ради спасения матери, инельзя погубить мать ради спасения младенца. — Он ответил доктору Смитутакой же недоброй улыбкой. — Но если бы до этого дошло, доктор, я сказалбы вам без колебаний: спасите Мэгги и черт с ним, с младенцем.

Доктор Смит изумленно ахнул, рассмеялся и хлопнулархиепископа по спине.

— Да вы молодчина! Будьте спокойны, я не разболтаю, чтовы сказали. Но пока что ребенок жив, и, по-моему, сейчас нет никакого смыслаего убивать.