В.: И как вы поступили?

С.: Я остановил его. То есть не сразу. Поравнялся с ним идавай кричать. Раз пять, наверное, крикнул, а он вроде и не слышит. Потом какразвернется – и у меня на боку вот такая вмятина. А машина, между прочим,казенная. Тогда я начал сигналить и опять закричал, и на этот раз он, видно,услышал. Тормознул и смотрит на меня. Ты что же, спрашиваю, делаешь?

В.: И что он ответил?

С.: Он сказал «привет». И все. «Привет, Кит». Как будто всев ажуре.

В.: И как вы отреагировали?

С.: Я, признаться, сорвался. Прямо озверел. А Джонниозирается по сторонам и держится за борт, будто выпасть боится. Тут я вижу, чтоон совсем плох, он всегда был худющий, а тут еще весь побелел, и рот у него…как бы сказать… вниз опустился. Сначала он даже не понимал, о чем ему толкую.Но потом обернулся и увидел, что творится с линией.

В.: И что же он сказал?

С.: Извинился. Потом… закачался, что ли, и прикрыл лицорукой. Я спросил, что с ним, а он… понес какую-то чушь. Полную ахинею.

В.: Мистер Стрэнг, комитет особенно интересует все, чтоговорил Смит, – его слова могут многое прояснить. Постарайтесь поточнеевспомнить, что он сказал.

С.: Сначала он сказал, что все в порядке, вот только пахнетпаленой резиной. Мол, покрышки горят. На костре. Потом он говорит: «Аккумуляторвзорвется, если вы его подключите». И еще что-то вроде: «Оба динамика насолнце. Так что деревья будут в сохранности». Точнее не вспомню. Я же говорю,чушь какая-то.

В.: Что произошло дальше?

С.: Он начал вываливаться. Я схватил его за плечо, и рукаего – та, которой он прикрывала лицо, – упала. Я увидел, что правый глаз у негокак будто кровью налит. И тут он потерял сознание.

В.: Больше он ничего не сказал перед тем, как потерятьсознание?

С.: Сказал, сэр.

В.: Что же?

С.: Он сказал: «О Стилсоне, папа, подумаем после, сейчас онв мертвой зоне».

В.: Вы точно помните? Он произнес именно эти слова?

С.: Да, сэр. Я их никогда не забуду.

…очнулся я в ремонтной мастерской, в самом началеРоузмонт-авеню. Кит сказал, чтобы я немедленно шел к врачу, иначе он недопустит меня к работе. Мне стало страшно, папа, но не из-за того, о чемподумал Кит. В общем, я сходил к невропатологу, которого рекомендовал мне СэмВейзак в своем письме в начале ноября. Видишь ли, я написал Сэму, чтопобаиваюсь водить машину, так как иногда у меня двоится в глазах. Сэм сразу жеподтвердил, что симптомы очень тревожные, но не рискнул ставить диагноз нарасстоянии и посоветовал обратиться к доктору Вэнну.

К Вэнну я пошел не сразу. Мозг может сыграть злую шутку скаждым, и я полагал, пока не произошел случай с дорожной разметкой, что этисимптомы – явление временное и все наладится. Видимо, я просто не хотел думатьо неблагоприятном исходе. Но дорожная история оказалась последней каплей. Япошел к врачу потому, что мне стало страшно. Не за себя – за всех.

Словом, я обратился к доктору Вэнну, он меня обследовал ивыложил все начистоту. И выяснилось, что времени у меня меньше, чем я думал,поскольку…

Выдержка из свидетельских показаний, заслушанных такназываемым «Стилсоновским комитетом» под председательством сенатора от штатаМэн Уильяма Коэна. Опрос ведет Норман Д. Верайзер, главный юрисконсульткомитета. Свидетель – доктор Квентин М. Вэнн, проживающий по адресу: 17,Паркленд-драйв, Финикс, штат Аризона.

Дата – 22 августа 1979 г.

Верайзер: Когда вы закончили обследование и поставилидиагноз, вы пригласили Джона Смита?

Вэнн: Да. Это был трудный разговор. Такие разговоры легкимине бывают.

В.: Вы не могли бы вкратце рассказать, о чем у вас шла речь?

Вэнн: Пожалуй. Я полагаю, что в этих необычныхобстоятельствах имею право нарушить врачебную тайну. Прежде всего я сказалСмиту, что случившееся вызвало у него сильное эмоциональное потрясение. Он подтвердилэто. Правый глаз у него был очень красный из-за лопнувшего капилляра, хотя инаблюдалось некоторое улучшение. Позвольте мне объяснить на схеме… (Частьстенограммы опущена.)

В.: Как на это реагировал Смит?

Вэнн: Он спросил меня о последней стадии. Это его слова –«последняя стадия». Должен сознаться, что его спокойствие и мужество произвелина меня впечатление.

В.: И какой же представлялась вам последняя стадия?

Вэнн: Простите? Мне казалось, я внес достаточную ясность. УДжона Смита была прогрессирующая опухоль в теменной области головного мозга.

(Волнение в зале; короткий перерыв.)

В.: Извините, доктор, за эту вынужденную паузу. Я бы хотелнапомнить присутствующим, что у нас рабочее заседание комитета и что идетрасследование, а не программа ужасов. Прошу соблюдать порядок, в противномслучае я прикажу очистить зал.

Вэнн: Я к вашим услугам, мистер Верайзер.

В.: Благодарю вас, доктор. Не сообщите ли вы комитету, какСмит воспринял это известие?

Вэнн: Спокойно. Поразительно спокойно. Хотя и признался, чтоему страшно. Думаю, он уже сам поставил себе диагноз, и этот диагноз совпал смоим. А потом спросил, сколько ему осталось жить.

В.: И каков был ваш ответ?

Вэнн: Я сказал, что вопрос этот беспредметен, пока неопределены дальнейшие шаги. Я сказал, что необходима операция. Хочу отметить,что тогда мне не было ничего известно о его коме и необыкновенном – почтисверхъестественном – выздоровлении.

В.: Что же он ответил?

Вэнн: Что операции не будет. Спокойно, но твердо: никакойоперации. Надеюсь, сказал я, вы передумаете – ведь отказываясь от операции, выподписываете себе смертный приговор.

В.: Смит как-нибудь реагировал на это?

Вэнн: Он попросил меня уточнить, сколько он проживет безоперации.

В.: Вы сообщили ему свое мнение?

Вэнн: Да, в общих чертах. Я сказал, что процесс развитияопухоли трудно прогнозировать и что у некоторых моих пациентов опухоль дремалаи по два года, – правда, такие случаи нетипичны. Я сказал, что без операции онможет реально рассчитывать на восемь месяцев, максимум на год и восемь месяцев.

В.: И тем не менее от отказался от операции?

Вэнн: Да.

В.: Не произошло ли что-нибудь необычное, когда Смит выходилиз вашего кабинета?