До Митьки окончательно дошло, что сейчас их сбросят вдвоем, и не на Ванавару, а на дикую тай­гу. Парашют не выдержит двоих со всем барахлом. Вот им с Линой и оставляют главное, что нужно в пешем походе: огонь, еду, носки и белье на смену, чтобы ничего себе не натереть и не простудиться.

Пока что все подтверждало Митькину версию. Зеленоглазые хотят избавиться от Бандуры. Разы­грали аварию, спасают женщин и детей. А следом выкинут за борт Бандуру — надо же облегчить самолет. Потом, конечно, Сергей Иванович в сложной аварийной обстановке совершит посадку. Еще и благодарность получит. Так что за папу можно не беспокоиться: не станет же Сергей Иванович раз­бивать самолет вместе с собой!

Блинков-младший уже стоял, весь пристегну­тый, чувствуя спиной сквозь пуховку горячую Ли­ну. А Пашка подскочил к самолетной двери. Она не распахивалась на петлях, как все нормальные двери, а целиком вынималась из проема. И вот Пашка, открыв запоры, взял эту дверь за ручки и выбросил из самолета!

Это потрясло Митьку. Если дверь не нужна, значит, авария настоящая, и Пашка не надеется на благополучную посадку. Посадка будет такая, что после нее самолет больше никогда не взлетит.

В пустой дверной проем ворвался вихрь, под­хватил вываленные на пол вещи и потащил вон из самолета. Никто не пытался их ловить. Не бойся, — сказала Лина, щекоча Митькино ухо губами. Губы показались ему холодными и твердыми от страха.

Я и не боюсь! — прокричал Блинков-млад­ший.

Папа хотел с ним обняться, но его оттеснил кав­казец. Сунув рюкзак в руки Митьке, он подвел парашютистов к порогу и рявкнул:

— Ногы паджимай!

Блинков-младший послушно поджал ноги и повис на лямках, ожидая, что Лина его не удержит и они выпадут. Но Лина удержала, она сделала шаг, и Митька сразу оказался за бортом самолета. Ветер взъерошил волосы и рванул рюкзак из рук. Он скосил глаза и увидел, что Лину держит за та­лию волосатая ручища кавказца. Зеленоглазая стояла на самом пороге, носки ее маленьких крос­совок висели над бездной.

Далеко позади, как цепочка диковинных птиц, трепыхались одежки, вытянутые из самолета сквоз­няком. Что-то Линино висело на хвостовом опере­нии. Митька понял, что главная опасность — ша­рахнуться о хвост головой или чем-нибудь еще. Чем шарахнешься, то и проломишь и будешь тре­пыхаться на хвосте, как флажок.

— Пошел! — рявкнул кавказец.

Блинков-младший почувствовал толчок в спину и плашмя упал на упругий воздух. Он успел подумать, что прыж­ки с парашютом — это не прыжки, а вывалива­ние...

Над головой со свистом пронеслось хвостовое оперение. Он разглядел маленькое колесико размен ром с мотороллерное.

Рев мотора быстро стихал. Земля была похожа на камуфляж десантника, без всякого порядка за­ляпанный зеленой и коричневой красками всех от­тенков. Глаза искали среди неровных пятен кры­шу или прямоугольник огорода,, но ничего внизу не напоминало о человеке. Стало страшно, и Блинков-младший, чтобы подбодрить себя, заорал во все горло:

Долог путь до Ва-на-ва-а-р-ы-ы-ы!

Раскрываю, — предупредила Лина.

Валяй, — твердым голосом разрешил Блин-ков-младший и сжался. А если не раскроется?

Над головой затрещало, затрепыхалось, и вдруг его рвануло кверху! Лямки парашюта врезались в тело, что-то скользнуло меж пальцев, напоследок больно ударив, кажется, пряжкой... И папин рюк­зак красным колобком помчался в лес!

Поначалу Митька даже не расстроился. Ну и что! Приземлимся — подберем. Глянул вниз, что­бы заметить место... Тайга под ним плыла, уноси­лась назад ничуть не медленнее, чем когда он смот­рел из самолета. У ног мелькнул рюкзак, он был уже с обсосанный леденец и тоже уносился назад. Нет, это парашют летел вперед, и быстро! Ветер свистел в стропах и шуршал над головой, обтекая купол.

Забыв о рюкзаке, Блинков-младший задрал го­лову. Над ним был не парашют, каким он его пред­ставлял, то есть не зонтик и не простыня, а самое настоящее крыло, надутое воздухом, как резино­вый матрас.

Рюкзак!! — спохватился он.

Видела, — сквозь зубы процедила Лина.

В ушах у Митьки еще звенело от рева мотора, и было странно, что зеленоглазая говорит обычным голосом, а он слышит.

Мы же без еды останемся!

Остались, — поправила зеленоглазая. — По­годи ныть. Ты самолет еще видишь?

Блинков-младший завертел головой. Самолет обнаружился ниже, чем он ожидал. Четырехкрылая стрекоза, на вид уже не оранжевая, а черная, мельтешила над поросшей редким лесом двугла­вой горой. Под стрекозой вдруг раскрылся крохот­ный зонтик меньше тех, которыми украшают тру­бочки для коктейлей.

Еще кто-то спрыгнул! — обрадовался Блин­ков-младший.

Где? — Лина дышала ему то в правое, то в левое ухо: ей мешала смотреть Митькина голова.

Во-он, — показал он пальцем. — Круглый парашют, кажется, белый...

Ну да, Пашкин старый.

А что с самолетом?

Откуда мне знать! — с досадой сказала Ли­на. — Птица под винт попала. Или что-то само сло­малось. Или по нам стрельнули с земли. Мы же ни­зко летели из-за Бандуры.

Да кто ж станет стрелять? — не поверил Митька.

Не знаю, а только в прошлом году стрельну­ли. Папа уже потом нашел дырочку, а кто, где, ко­гда, и не заметил. Дураков в тайге немало. И пре­ступников. Они тут работают, лес валят. Бегают иногда.

Куда?

— Не куда, а откуда. Из зоны, балбес!

Стрекоза превратилась в комарика и пропала.

Через гору перелетел? — забеспокоилась Лина.

Не знаю, — ответил Блинков-младший, а потом сообразил, что, если самолет не перелетел через гору, значит, упал на лес. — Скорее всего перелетел. А что за горой?

Молчи и слушай, — сказала Лина.

Минуту или больше они молчали. Блинков-младший опять глядел вниз. Парашют вроде бы набирал скорость, или это казалось из-за того, что земля стала ближе. Среди зелени уже различалась белая спичечка поваленной березы. На холмах тем­нели островки каких-то хвойных деревьев. В один из таких островков и нырнул рюкзак.

Не взорвался, — сказала Лина. — Ты слы­шал что-нибудь?

Нет. Не взорвался, — подтвердил Блинков-младший. — Поворачивай назад, надо рюкзак по­искать.

Лина тяжело вздохнула, как пожилой человек, которого вывело из терпения какое-то мелкое про­казливое животное. Парашют описал полукруг и полетел в обратную сторону.

Видишь, куда он упал?

Вижу... Кажется... Там был островок на хол­ме — лиственницы или сосны. Вон тот!.. Или тот? — засомневался Митька. Эх, надо было не вертеть го­ловой, а отсчитывать хвойные островки. Не так их было и много. — Поворачивай, — буркнул он.