После старика туалет посетил, наверное, бан­кир в белой рубашке с коротким рукавом и при галстуке. Митьке стало неловко торчать в коридо­ре, он ушел к папе и взобрался с ногами на свой ди­ванчик, оставив дверь купе приоткрытой.

— Ждешь? — подмигнул папа.

Митька независимо хмыкнул, но признался:

Ага, жду.

А Ира?

Что Ира! Ира с Костиком в кино бегала, — поделился Митька.

Со спортсменом?

Со спортсменом, — вздохнул Митька. — «Костя мастер спё-ёрта, — передразнил он ковар­ную Ирку. — Имею я право разок пройтись со зна­менитостью, чтобы все смотрели?!» Как будто со знаменитостью не считается! Все равно что с обезь­яной сфотографироваться.

А ты как про это узнал? — спросил папа.

Я тоже там был. С Ломакиной и Суворовой.

Ас ними не считается?

Конечно, не считается. Трое — это компа­ния. Втроем ходить можно. А двое — парочка!

А ты, оказывается, человек строгих нра­вов, — заметил папа.

Митька заглянул ему за очки и понял: шутит. Хотя над чем тут шутить, если он, Дмитрий Олего­вич Блинков-младщий, и вправду такой. Предателей не терпит!.. Главное, потом Ирка с Костей уе­хали на мотоцикле, а во двор вернулись, только через час. Ясно: в парке целовались. Ничего, Дмит­рий Олегович сразу же отомстил изменнице с Ло­макиной и Суворовой. Зашел с ними в подъезд и отомстил.

А Лина прыгает с парашютом. Со скал, с мостов и с заводских труб, — сообщил он, давая понять, что зеленоглазая — человек безусловно серьезный. Не то что Ирка.

Ну, если с труб, тогда конечно, — поддержал его папа. — Тащи ее сюда, покажи Бандуру, рас­скажи про Черное Масло, что мне рассказывал.

Думаешь, западет?

А если не западет, играй мышцами и трави анекдоты.

Но Митька ждал напрасно. Вагон болтало на стрелках, дверь то и дело захлопывалась. Может быть, он проглядел зеленоглазую в один из таких моментов. Или она как села в соседний вагон, так в нем и осталась?

Ночью, когда поезд остановился на какой-то станции, Блинков-младший обнаружил, что Бан­дура в ящике тихонечко пощелкивает. Только тог­да он спохватился, что на ней нет ни кнопки, ни чего-нибудь еще похожего на выключатель. Зна­чит, Бандура была все время включена!

Папа сказал, что так и есть. Сейчас Бандура еще не вполне ученая. Она как врач, который толь­ко что изобрел градусник и не знает, какая темпе­ратура нормальная для человека. Надо поставить градусник десятку здоровых людей, и тогда станет ясно, что норма — тридцать шесть и шесть, а трид­цать семь — уже болезнь. Так и Бандура пока что собирает обычные данные из обычных мест: и тем­пературу, и космические лучи, и все остальное.

Это и будет норма. Бандура сравнит ее с показа­ниями своих датчиков потом, когда окажется в не­обычном месте. А место, куда везли ее Митька с папой, было, возможно, самым необычным на всей Земле.

Таможенник снял крышку, и оттуда по­лезли маленькие... черные... — Блинков-младший потянул паузу и взвыл замогильным голосом: — ПИЯВКИ!!!

Зеленоглазая Лина охнула, и он усилил напор:

— Это было самое страшное оружие на Земле — ЧЕРНОЕ МАСЛО!!!

Оружия и масла она не испугалась. Митька ввел поправку и налег на пиявок:

Вообще оно жидкое, вроде машинного. Но когда чует человека, разбивается на капли, капли сливаются в колбаски, колбаски начинают изви­ваться, поднимают свои маленькие острые голов­ки... И превращаются в ПИЯВОК! — Привстав, Митька навис над зеленоглазой. Раскрытый ящик с Бандурой мешал свесить ноги с диванчика. Они с Линой сидели по-турецки, прикасаясь коленками, и это было приятно.

Полегче, а то мне кошмары будут сниться, — счастливым голосом попросила Лина.

Да, играть перед ней мышцами и травить анек­доты не пришлось. Она оценила не по годам разви­тый ум Дмитрия Олеговича Блинкова-младшего. Не то что Ирка, от которой только и слышишь: «Ну и серый ты, Митек! Гоголя не читал». Что Митьке Гоголь, что Гоголю Митька?!

В купе с задернутой для таинственности плотной шторой слабо горел ночничок. Черный мато­вый шар Бандуры в открытом ящике совсем не от­ражал света. Он выглядел как дыра в пространст­ве, переход в параллельные миры. Зеленоглазая таяла.

Пиявки залезают под кожу и там шныряют. быстро, как змейки, — безжалостно продолжал Митька.

И внедряются в шишковидную железу, — внес научное уточнение папа.

Само собой, в нее. Куда ж еще? — усмехнул­ся Митька. Без папы было бы лучше, но что де­лать. Не просить же родного отца постоять в кори­доре.

А зачем в железу? — дрожащим голосом спросила зеленоглазая.

Тогда ты попадаешь под контроль инопла­нетного разума, — объяснил Митька, — и внутри тебя начинает расти монстр с когтями. Потом он тебя разрывает и выходит наружу.

Знаю, видела, — разочаровалась Лина. —Гэг номер девяносто два.

Что? — не понял Митька.

Все фильмы сделаны из маленьких сюже­тов — гэгов. К примеру, машина упала в про­пасть — гэг. Или не упала, но сползает потихонь­ку — тоже гэг. Фильмов много, а гэгов мало, сотен пять. Мой дедушка об этом узнал от одного режис­сера и не поверил, стал проверять. Полгода смот­рел по телику все подряд и записывал гэги. А те­перь говорит, что может написать любой сценарий.

Скажем, в американских фильмах если кто-то ко­му-то рассказывает про детство, то через минуту начнется любовь.

Черное Масло — не кино, — печально ска­зал Митька и в доказательство похлопал Бандуру по теплому боку. — Знаешь, кто изобрел эту штуку? Космический академик Лемехов. А знаешь, где первый раз нашли Черное Масло? У реки Подкаменная Тунгуска. Там взорвался инопланетный звездолет. Давно, лет сто назад. Теперь спроси, ку­да мы едем.

Туда? — прошептала Лина.

Ага, в поселок Ванавара. Академик мне, ко­нечно, всего не говорит, но, думаю, Бандура долж­на там найти Черное Масло, — сообщил Митька, немного покривив душой. Академик вообще ниче­го ему не говорил. Он даже не знал, что Дмитрий Олегович Блинков-младший есть на свете.

Лина смотрела на папу:

— Олег Николаевич, это правда?

В полутьме блестели стекла папиных очков. Блинков-младший прикрыл глаза и послал мыс­ленный импульс: «Скажи, что правда, скажи, что правда». Про шишковидную железу папа вставил очень к месту, не испортил рассказ единственному сыну.

— Это одна из версий, — со вздохом сказал папа.

Зеленоглазая не отстала:

— Что «это»? Про академика, про звездолет или про Черное Масло?

Папа развел руками, мол, извини, сын, и отве­тил:

Мы за тем и едем, чтобы узнать правду. Ты вообще слышала о Тунгусском метеорите?