Такой маленький?

Нормальный. Ты, наверное, видел по телику десантные парашюты, круглые, — они правда боль­ше. А это — крыло весом в неполных четыре ки­ло, — в рифму сказала она. — И запасной пара­шют я не беру.

Почему? — спросил Блинков-младший, по­трясенный отвагой парашютистки.

Все равно запасной не успеешь раскрыть.

Высоты не хватит. Я же прыгаю со скал, с мостов,

с заводских труб. Это, между нами, запрещено: раз прыгнешь, потом от охраны бегаешь.

Кстати, я Дима, — представился Блинков-младший.

Кстати, я Лина. — Зеленоглазая перехвати­ла у него сумку. — Шагай к своим. Вон пришел специалист по научным изобретениям.

В самом деле, вокруг ящика, почесывая лоб под фуражкой, ходил железнодорожник в разукрашен­ной блестящими железками форменной куртке. Наверно, бригадир проводников или начальник поезда. Рядом с победным видом стояла проводница.

Блинков-младший побрел к папе, влюбляясь быстро и неотвратимо. Лина — это Ангелина или Каролина? И так и этак звучало волнующе.

Обстановка рядом с ящиком накаля­лась. Подходя, Митька слышал, как толстый что-то сказал железнодорож­нику и рабочие засмеялись.

— Маруся, верни им билеты! — бросил провод­нице оскорбленный железнодорожник и повернул ся на каблуках.

Папа кинулся к нему, доставая какие-то сло­женные вчетверо бумаги. Одну он развернул и от­дал железнодорожнику.

— Даже читать не стану! Положено сдавать в багаж! — упрямился железнодорожник, а сам уже запустил глаз в бумагу. Лиловая печать и подпись академика Лемехова немного его успокоили. — Марусь, это ж Лемехов! Секретный космический академик, — авторитетным тоном объяснил он проводнице, —: который, помнишь, по телику чуть не выиграл миллион.

Одним все, а другим ничего, — сварливо за­метила Маруся.

Так не выиграл же, — утешил ее железнодо­рожник и стал читать вслух: — «Изделие без на­ звания (описание прилагается)»... Это, Марусь, из­делие без названия. Секретное. И описание прила­гается, все честь честью. «Горючих, взрывчатых и радиоактивных веществ... не содержит. Слышь, Марусь, не содержит. «Может перевозиться всеми видами наземного транспорта». Всеми, Марусь!

Он с уважительным вздохом вернул бумаги па­пе и сказал:

Я должен осмотреть.

Осматривайте, раз должны, — согласился папа и строго посмотрел на толстого: — Без ком­ментариев, пожалуйста.

Молчу, — оскорбился толстый. — Откры­вайте, если охота. Ломайте уникальный прибор!

Вот налетит пыли, тогда кто вам будет менять сма­зку на оптических осях?

Не обращайте внимания, — сказал папа же­лезнодорожнику. — Оптические оси не смазыва­ют, они воображаемые.

Толстый отстегнул запоры на передней стенке ящика и открыл ее, как дверцу шкафа- Тут все и увидели штуку.

Она висела, не касаясь дна и крышки, на вось­ми пружинах: четырех снизу, четырех сверху. Вы­сотой штука была с Митьку. Низ — как холодиль­ник на маленьких колесиках, сверху шероховатый на вид черный шар чуть побольше самого большо­го арбуза. Блинков-младший немного разочаро­вался. Он думал, что известный на весь мир секрет­ный академик изобрел что-нибудь покруче, как в кино: подмигивающие лампочки, экраны с вертящимися на них скёлетиками загадочных машин. А штука оказалась невзрачной: просто железный шкаф и шар. Такую не стали бы снимать в кино.

Железнодорожник сдвинул фуражку на лоб и почесал в затылке.

:— Я понимаю, бандура секретная, — полуше­потом сказал он папе. — Ну а между нами-то... За­чем она?

Я бы назвал ее Измерителем Всего, — отве­тил папа. — Здесь... — Не касаясь черного шара, он осторожно погладил воздух над ним. — Здесь сотни датчиков. Они измеряют температуру, атмо­сферное давление и магнитное поле, улавливают космические лучи, запахи и звуки, определяют химический состав земли и воздуха. И все эти дан­ные обрабатываются, чтобы найти между ними

связи, пока что непонятные науке.

А вы, значит, при ней? Вроде оператора? — с понимающим видом уточнил железнодорожник.

Нет, — сказал папа, — я ботаник. Просто наша экспедиция уже две недели как уехала в тай­гу. Там разные ученые, есть и ученики Лемехова.

А я работал в другом месте и сейчас их догоняю.

Вот Лемехов меня и попросил...

Судя по всему, железнодорожник не особенно уважал ботаников. Но вошел в папино положение.

— Эх, ты, ботан, пестики-тычинки, угораздило же тебя! Это ж ответственность какая, — посочув­ствовал он. — Ладно, вези... Открывай, Маруся!

Проводница отперла дверь, и рабочие сразу же внесли ящик в вагон.

— Да, ученая бандура, — заметил железнодо­рожник, не подозревая, что дал штуке название.

Конечно, в будущем у нее появится другое, пра­вильное и красивое. Но Митьке с папой понрави­лась «Ученая Бандура». Так ее и стали звать, иног­да для краткости говоря просто «Бандура».

...А толстый на прощание дал папе ценный со­вет по уходу за Бандурой:

— Не забывайте сливать воду.

Купе было с мягкими диванчиками и без верх­них полок. Билеты в такой вагон стоили вдвое до­роже, чем в обычный. Платил за них Лемехов, думая не об удобстве папы с Митькой, а об удобстве Ученой Бандуры. Ее ящик занял все свободное пространство. Если бы Блинковы ехали в четырех­местном купе, это могло не понравиться попутчи­кам. А главное, попутчики могли не понравиться Ученой Бандуре. Ни папа, ни сам академик не зна­ли, как поведут себя в пути ее чуткие датчики. Не сломаются ли они от неловкого толчка или даже от сильного запаха. Поэтому ящик обходили боком, втянув живот и стараясь не дышать.

Устроив Бандуру, Блинков-младший повесил на шею полотенце и пошел умываться. Поезд наби­рал ход. За окнами проплывали городские дома, но выйти в Москве было уже невозможно, разве что сорвать стоп-кран. Значит, путешествие началось по-настоящему. С Линой.

Блинков-младший был одинок и свободен еще с прошлого вторника, когда засек свою Ирку л кино со спортсменом Костей по прозвищу Радистка Кэт. Теперь ничто не мешало ему бросить сердце под ноги зеленоглазой парашютистке. Правда, у Лины было два серьезных недостатка: возраст и Пашка. Подумав, Митька решил, что не так уж она безна­дежна. Насчет возраста еще не доказано: Лина мо­гла получать свою стипендию и в техникуме, а ту­да поступают после девятого класса. А Пашка в та­ком случае мог оказаться не женихом, а старшим братом.

В коридоре было пусто и удивительно тихо для мчащегося поезда. Из-под потолка дули прохлад­енные ветерки. За наглухо запертыми двойными ра­мами пронеслась загородная платформа; на ней толклись потные от жары люди. Блинков-младший прошелся из конца в конец вагона. Из-за две­рей не доносилось ни звука. Вышел, дымя сигарой, старик в детских шортиках на лямках. Строго взглянул на Митьку и прошествовал в туалет с та­ким важным видом, как будто его там ждали с цве­тами и оркестром. Сразу видно, иностранец.