В Синегорских лесах

I. ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КАРТЕ.

Поездку на север Николай Степаныч — учитель-естественник и краевед — задумал еще зимой. Но до поры до времени замысел держал в секрете.

Однажды, когда неизменные его спутники — Михаил Одинцов, Димка Корольков и Сережа Озерский — разбирали у него в квартире первый весенний ботанический сбор, Николай Степаныч озадачил их неожиданным вопросом:

— Знаете ли вы, что такое Синегорье?

Сергей с Дмитрием недоумевающе переглянулись и смущенно промолчали.

А Михаил неуверенно сказал:

— Кажется, это где-то в Омутнинском крае?

— Там-то там, — ответил Николай Степаныч, — но ведь Омутнинский край велик.

Он развернул на столе крупномасштабную карту северо-восточной части Горьковского края.

— Вот, смотрите, — показал он. — Здесь громадный по размерам, редко населенный район. Дремучие леса покрывают Синегорье — так называют этот район, — многочисленные речки пересекают Синегорские леса, зыбкие болота занимают огромные пространства.

Людей мало, но лесное население многочисленно и разнообразно. Медведь, рысь, россомаха, лисица, речная выдра, куница, барсук, белка, лось, северный олень и много других млекопитающих обитают в Синегорских дебрях. А из птиц — рябчик, глухарь, различные породы уток, дневные и ночные хищники, дятел, клест-еловик, сойка, кукша[1], большая гагара — да всех пожалуй, не перечислишь. В реках много рыбы. Там не только всюду обычные окунь, налим, щука и чебак, но водятся хариус, таймень и даже редкая, уже вымирающая, быстрянка. Так вот…

Николай Степаныч остановился и внимательно посмотрел на своих учеников.

— Туда-то мы и поедем летом? — догадался Сергей.

— Да, — подтвердил Николай Степаныч, — как только начнутся летние каникулы.

Край суров. Заморозки там зачастую продолжаются до конца мая и вновь начинаются в конце августа. Дожди и снега обильны.

— Не страшно! — сказал Дмитрий.

— Ну, а ты, Миша, как? — обратился Николай Степаныч к Одинцову.

Михаил — высокий семнадцатилетний юноша с серьезным, несколько хмурым от сросшихся бровей, лицом. Он много читает, думает и пользуется среди товарищей большим уважением и славой художника.

Михаил немного помолчал и ответил:

— По-моему, раздумывать нечего — ехать, конечно. Край, как уже рассказал Николай Степаныч, чрезвычайно интересный. Но только как мы одни будем бродить по этим трущобам?

— Об этом не беспокойтесь, — сказал Николай Степаныч. — Я уже списался с синегорцами, и нас там ожидает проводник. Это старый опытный охотник, исходивший Синегорские леса вдоль и поперек. Вот с ним-то мы и будем прокладывать новые тропы.

Но имейте в виду, ребята, — это будет не увеселительная прогулка, а серьезная экскурсия.

— Еще лучше, — вставил Михаил.

— Мы должны проследить, — продолжал Николай Степаныч, — географию растительного и животного мира Синегорья, вести наблюдения над погодой, делать исправления и уточнения географической карты и, может быть, попутно сделаем попытки открыть залежи полезных ископаемых.

Нужно быть готовыми ко всевозможным трудностям и, пожалуй опасностям. Путь туда длинный и нелегкий. Отсюда по железной дороге на Вятку и дальше — на Слободской. Из Слободского по Вятке ходят грузовые пароходики до Нагорского — это районный центр Синегорья, — а дальше придется пробираться уже по речкам и звериным тропам.

Но чем больше говорил Николай Степаныч о трудностях, тем сильнее разгоралось у ребят желание побывать в неизвестном краю.

Исподволь начали готовиться к далекому и трудному путешествию.

Читали все, что можно было достать о Синегорье, тщательно изучали карту, посещали музеи, готовили дорожное и охотничье снаряжение, необходимое оборудование.

А когда наступили летние каникулы, поезд быстро понес их, радостно и бодро настроенных, по направлению к Вятке.

II. СТУЧИТ В ЛЕСУ ТОПОР.

Рыжая ронжа[2] внимательно посмотрела сквозь сетку пихтовой хвои и тревожно закричала. Там, внизу, тихо пробирались неизвестные животные, и об этом следовало предупредить лесное население.

По еле заметной лосиной тропе шли один за другим пятеро людей.

Впереди старик — широкоплечий и кряжистый, как медведь. На нем затасканный стеганый пиджак, на голове — вытертая оленья шапка-ушанка, на ногах — высокие и мягкие сапоги, за спиной — двустволка и крошни[3].

Легко и бесшумно, не зацепляясь ни за колодник[4], ни за сучья, пробирается он через «шохру» — лесную трущобу, густо заросшую таежным ельником и пихтой. Это — знаменитый синегорский охотник Григорий Ермилыч, проводник Николая Степаныча и его юных спутников.

За ним, но далеко не так уверенно и ловко, идут остальные — Николай Степаныч, Михаил, Сергей и Дмитрий.

Кроме них, то появляясь на тропе, то пропадая в непроницаемой гуще леса, беззвучно скользит крупная, похожая на волка, серая лайка. Это — знаменитость и гордость ее хозяина, Григория Ермилыча, и предмет зависти всей охотничьей округи. Уроженец соседней Коми-области, Серко прекрасно обучен Ермилычем. В охотничьих походах он ищет, «облаивает», только ту дичь, за которой идет его хозяин. Если Ермилыч без выстрела проходит мимо «облаянного» глухаря, то Серко догадывается, что глухарь хозяину не нужен и дальше уже не останавливается перед этой птицей.

Так постепенно добирается он по своей собачьей смекалке до понимания, за какой дичью они с Ермилычем отправились.

В загадочном молчании затаился лес, Только вверху, где просвечивает кусочек голубого неба, гуляет ветер и покачивает гибкие вершины деревьев. А внизу, в извилистом и узком зеленом коридоре — тишина. Только большие грязно-бурые комары тянут свою песню да мохнатые пауки пугливо взлетают кверху, когда путники рвут густую, с застрявшими в ней жертвами, паутину.

Под ногами колодник да мхи и лишайники.

Почти тридцать километров прошли от Синегорья. Ермилыч повел группу прямыми, только ему известными путями.

Ноги путников, привыкшие к городским тротуарам, уже плохо слушались.

— Далеко еще, Ермилыч? — нарушил молчание Николай Степаныч.

Ермилыч оглянулся.

— Что, приустали маленько? — откликнулся он.

— Нельзя сказать, чтобы очень уж устали, а понаскучило.

— Скоро уж, скоро, — успокоил Ермилыч, — рукой подать.

Почва становится тверже, местность — выше. Среди густых зарослей ельника все чаще встречается сосна, потом ель совсем почти исчезает и начинается сухой сосновый бор.

Здесь Угра, встречаясь с Шудьей, образует довольно высокий мыс. Веселое место — куда лучше, чем сырая шохра.

Угра не широка, всего каких-нибудь десять — двенадцать метров, но глубока, быстра, и вода в ней такая чистая, что хорошо видно песчаное дно, с разбросанными кое-где крупными окатанными валунами.

Шудья еще меньше, но такая же быстрая и прозрачная.

У самой воды — золотая кайма чисто промытого, мелкого песка, а дальше — мягкая зеленая полоса ивняка, ольховника, малинника и смородины.

Ермилыч остановился.

— Как думаешь, Николай Степаныч, подходяще? — широким жестом показал он кругом. — По