сам начинал терять надежду на выздоровление собаки. Но недаром в жилах Серко текла унаследованная от предков волчья кровь. Она победила. На шестые сутки Серко, к общей радости, сделал попытку подняться сам, но не смог и только поднял большую лобастую голову. Когда же ему дали воды, — начал жадно лакать. А к вечеру даже съел кусок глухариного мяса.

— На поправку, значит, пошло дело, Николай Степаныч? — спрашивал Ермилыч и боялся верить.

— На поправку, дружище, на поправку. Денька через три-четыре встанет на ноги, а через десяток, пожалуй, и на охоту пойдет.

— Ну, гора с плеч! — облегченно вздохнул Ермилыч. — А, ведь, я, признаться, уж совсем хоронить его собрался. Побродим, значит, еще, Серушко? Поохотимся, а?

Серко лизнул воспаленным языком лицо наклонившегося хозяина.

VII. РЫБОЛОВЫ.

Без собаки плохая охота. Да Ермилыч и не решался далеко уходить. Ему все казалось, что стоит только отойти, как Серко без него кончится.

Мясной стол заменили рыбным, дополняя грибами и ягодами.

Один из нешироких боковых протоков Угры Ермилыч перегородил «заездком» — частым невысоким плетнем, с тремя пролетами. В пролетах были поставлены «морды». Но в них попадалась больше мелкая рыбешка — молодые налимишки, мелкие окунишки да чебаки.

Ермилыч решил поудить харюзов — отменно вкусной рыбы быстрых и чистых рек.

Искусство удить — такое же мудреное искусство, как и охота.

Достигается оно только долгим опытом и внимательным наблюдением. Нужно знать места, изучить повадки рыбы, уметь выбирать время, наладить как следует удочку, знать, куда и как ее закидывать, — словом, нужно знать десятки разных мелочей. Искусство же ловить харюзов — необычайно быстрых, чутких и осторожных — вдвойне мудреное дело.

Ермилыч в совершенстве постиг тайны рыболовства. Дома про него говорили, что он знает «слово» — охотничье и рыболовное.

Оставив у постели больного «дежурных врачей», Ермилыч, Сергей и Дмитрий отправились вниз по реке. В руках у каждого длинные и упругие, хорошо выдержанные вересовые удилища. За плечами «пайвы» — плетеные из берестяных лент глубокие коробки. Это — для рыбы.

Прошли уже около двух километров, а Ермилыч все еще не выбрал места.

— И что он привередничает? — негодовал Сергей. — Не безразлично ли, где удить?

— Вероятно, нет. Он уж знает, где и как, — ответил вполголоса Дмитрий.

Ермилыч наконец остановился. Внимательно осмотрел место и, видимо, остался доволен.

— Эх, и хорош переборчик! — похвалил он. — Вот уж здесь мы половим харюзков.

Реку от берега до берега перегораживала гряда крупных валунов. Тысячелетним напором воды камни отшлифованы до блеска. Быстрая Угра как будто немного затихала перед этим барьером, а затем, набравшись силы, решительно и шумно перебрасывалась через камни. Разбивалась на тысячи маленьких водопадов, играя на солнце радугой перламутра.

Ермилыч начал «направлять» удочки.

— Встанем-ка вот здесь, — показал он на средину реки, метра на четыре выше перебора.

— Как, неужели будем стоять прямо в воде? — удивились его спутники. Они раньше удили только с берега или же с лодки.

— А кто же с берега харюзов ловит? Да вы не бойтесь — не глубоко здесь. Вода не сильная — стоять можно. А вы, однако, лучше посмотрите сначала, поучитесь со стороны, с бережка.

Ермилыч разулся, высоко засучил штаны и, осторожно передвигаясь по скользкому каменистому дну, остановился на средине. Неторопливо насадил на крючок слепня, поплевал на него по рыбацкому обычаю, широко расставил ноги, чтобы крепче держаться, и, описав удилищем широкий круг над головой, забросил в воду лесу. Недолго пришлось ждать.

— Вот он, голубчик! — довольно крякнул Ермилыч и ловко выхватил из реки длинную лесу. На крючке серебром сверкнул крупный харюз.

— Ступай-ка сюда! — И он отправил пленника в пайву.

Ребята больше не желали оставаться наблюдателями. Быстро скинули сапоги и, шлепая по воде босыми ногами, устроились невдалеке от Ермилыча.

Дмитрий закинул удочку почти так же ловко, как Ермилыч. У Сергея — неудача. Леса то опутывала, то падала совсем близко.

— А ты без выкрутасов — попросту, из-за плеча, — посоветовал старик.

Леса упала, наконец, куда нужно. Весь напрягаясь, Сергей следил за ней с пристальным вниманием. Да, это совсем не то, что на Волге или на Оке. Ничего не видно, поплавка нет и подрагивающая от быстрой струи леска затерялась в кипении звенящего перебора. Не поймешь — клюет или просто водой дергает.

Вдруг рука почувствовала легкое прерывистое подергивание. Нет, это уж не струя, это клюет рыба.

Сергей порывисто выдернул лесу, — сверкнул харюз и почти у самых ног сорвался с крючка и упал в воду.

— Что же это такое! — чуть не плакал от досады Сергей.

— А ты, паренек, не торопись, не дергай смаху-то, — оторвался от своей удочки Ермилыч. Вишь, ты ему губу прорвал, вот он и ушел. А ты дай ему как следует забрать насадку-то, да сначала тихонько поведи, а потом уж и покрепче возьми.

Димка укоризненно покачал головой, как будто старый опытный рыболов.

Урок Ермилыча не пропал даром. Дальше уже было удачнее. Сергей вытащил трех хороших харюзков, правда, не без неудач — еще два упали в реку, — но это не беда.

В увлечении рыболовы не замечали, как щекотала ноги мелкая рыбешка, как кусали слепни и жалили свирепые северные комары.

А Ермилыч уверенно и спокойно вытаскивал рыбу за рыбой. Часа через два его пайва был почти полна.

— Ну, ребятки, на сегодня будет с нас. Пойдем-ка на стан да угостим Николая Степаныча с Мишей свеженькой ушкой.

— Григорий Ермилыч, еще немножко, — упрашивали ребята. — Рыба только что расклевалась.

— Ну куда нам столько? — смеялся Ермилыч. — Харюз — рыба нежная, зря только проквасим. Зачем жадничать — много еще дней впереди-то!

На обратном пути завернули, посмотреть заездок. В одной из «морд» оказались два небольших налима, остальные были пусты и даже без травяных затычек.

— Вот оказия! — удивился Ермилыч. — Кто бы это мог затычки-то повыдергать?

Он долго и внимательно рассматривал ограбленные «морды». Одна была слегка погрызена.

— Водяная крыса? — вслух думал Ермилыч. Да нет — куда ей! Не иначе, как выдра. Погоди же… Я тебя дойму.

— Превосходная рыба! — восхищался Николай Степаныч, уписывая жирного харюза и «наваристую», по выражению Ермилыча, уху. — Ты, Ермилыч, у нас прямо универсальный человек — и охотник, и рыболов, и повар. А кстати, ребята, какому семейству принадлежит харюз, или, правильнее, хариус?

Ребята переглянулись и молчали.

— Откуда же нам знать, Николай Степаныч? — отозвался за всех Сергей и положил на лопух-«тарелку» — крупный кусок рыбы.

— Эх, вы, рыболовы несчастные! Запомните же — из семейства лососевых. Семга, лосось, форель, сиг, мойва, ряпушка, таймень — все это родственники хариуса. Лососевые рыбы чрезвычайно широко распространены и населяют, главным образом, реки и моря