– Ну смотри, – рассуждала Томуся, – руки мыла с мылом, еланормально, правда, только вилкой, но ведь не все ножом пользуются. В туалетсходила и спустила за собой воду…

– Подумаешь, – пожала я плечами.

– Всегда считала, – продолжала Томуся, – что ненормальныйпатологичен во всем. Ну, например, ест мыло и пытается мыть руки в цветочномгоршке.

– А Леня Рюмин? – спросила я. – Никто и не скажет, что оншизофреник, если Ленька не в больнице. И потом, Ван Гог явно был психическиболен, ухо себе отрезал, а вспомни его гениальные картины… Между прочим,Достоевский болел эпилепсией!

Томуся поморщилась:

– Ван Гога не люблю, его полотна патологичны, сразу понятно,что у живописца были проблемы с головой. Нарушенные пропорции, какие-тозавихрения.

– Ну это ты хватила, – возразила я, укладываясь в кровать, –а Эль Греко? Вот уж у кого беда с пропорциями. Лица вытянуты, руки длиннее ногкажутся…

– У Эль Греко, возможно, был дефект зрения, – зевнулаТомуся, – он, должно быть, писал как видел, а видел искаженно. Ван Гог жевоспринимал действительность болезненно.

– Ага, – пробормотала я, чувствуя, как сон закрывает глаза,– согласна.

– Эпилепсия болезнь не души, а тела, – донеслось из угла. –Достоевский был нормален!

Но я уже не смогла ничего ответить и погрузилась в сладкиеобъятия Морфея.

Звонок прозвучал в абсолютной тишине. Я распахнула глаза ипоглядела на будильник – 6.40. Кто бы мог прийти в такую рань? Нашарив ногойтапки, я слезла с кровати. Звонок затрезвонил вновь, настойчиво и долго. Чья-торука без тени сомнений жала на пупочку, человек, стоявший за дверью, явно хотелвсех поскорей разбудить.

– Что случилось? – пробормотала Томуся.

– Спи, пойду погляжу, – ответила я и вышла в гостиную.

Верочка не подняла головы, очевидно, резкий звук непотревожил девушку. Я подошла к двери и без лишних расспросов распахнула ее. Унас нет “глазка”, и, честно говоря, мы никого не боимся. Красть тут нечего, адля сексуально озабоченного мужика найдутся кадры помоложе.

На пороге возникла полная женская фигура, замотанная,несмотря на теплый май, в чудовищную темно-синюю кофту с капюшоном.

– Здрасьте, – пробормотала тетка. – Никишина тут проживает?

– Нет, – хотела было ответить я, но вдруг припомнила, чтоэто фамилия тетя Раи, и ахнула.

– Вам Раису Николаевну?

– Слава богу, – вздохнула нежданная гостья, – добрались! Ая-то грешным делом боялась, вдруг чего не так… Квартиру поменяла… Входи,Криська, доехали. – Она втащила в прихожую огромную клетчатую сумку. За нейтихо, словно тень, двигалась девочка, тоненькая, какая-то бестелесная.

– Здравствуйте, – прошелестел ребенок и встал у зеркала.

И от девочки, и от женщины крепко пахло грязной головой инемытым телом.

– Ну, – заявила тетка, – и где Райка? От неожиданности явыпалила:

– Она умерла, давно, шестнадцать лет почти прошло.

– Да что ты говоришь! – всплеснула руками пришедшая и,рухнув на табуретку у входа, завыла в голос:

– Ой, горе-горькое, ужас приключился, несчастье черное, охбеда, беда, сестричка дорогая, единственная душа родная на всем белом свете…

Я не люблю кликуш и истеричек. Из всей выплеснутойинформации до меня дошло только одно: нежданная гостья – сестра тети Раи.Странное дело, мачеха никогда не говорила, что у нее есть родственники.

– Ой, ой, ой, – причитала баба, раскачиваясь из стороны всторону, – горе-горюшко.

Такая скорбь показалась мне немного странной. Не видетьсестру целую вечность, не знать о ее смерти и теперь вдруг так убиваться…Девочка безучастно стояла рядом с сумкой, грызя ногти. Потом она тихо спросила:

– Ну и куда мы теперь, тетя Зоя? Опять на вокзал?

Женщина неожиданно прекратила истерику и сказала:

– Все, Криська, дальше ехать некуда, добрались! Нам на улицуидти, а тут чужие люди живут? Вы Раисе ведь никто?

В моей голове разом возникла картина: стонущая тетя Раяшлепает на мою тарелку блинчики.

– Ешь, Виолка, тебе испекла, знаю, ты их любишь!

А вот она встречает меня из школы и, разглядывая дневник сотметками, вздыхает:

– Точно, академиком станешь, большим человеком. Иди-ка вкомнату да глянь на кровать.

Я бегу в спальню и нахожу на подушке уродливогокосорыленького мишку, которого Раиса купила в “Детском мире”, не пожалев нипяти рублей, ни времени на поездку в магазин. Правда, тут же роились и другиевоспоминания.

Вот она лупит меня почем зря кухонной тряпкой, а потомхрапит прямо на полу в гостиной…

– Я ее дочь, – неожиданно произнес мой язык.

– Вот радость! – взвизгнула тетка. – Племянница дорогая!

Растопырив руки, она ринулась ко мне и моментально заключилав вонючие объятия.

– Раздевайся, Криська, – велела тетка. – Добрались-таки, чайне выгонят на улицу. Или как? Она заискивающе заглянула мне в лицо.

– Сумку отнесите в гостиную, да помойтесь с дороги, – велелая.

Через полчаса мы сидели за столом, и неожиданно свалившаясяна наши головы “родственница” рассказала нехитрую историю.