– Для вас, Гастингс, – сказал он, – все кажется избыточным,если превышает возможности вашего собственного воображения; что касается меня,я согласен с этим джентльменом. Но прошу вас, мсье, продолжайте!

– Чего именно он надеется достичь посредством всех этихсобытий, я не могу сказать с уверенностью, – снова заговорил мистер Инглз. – Ноя предполагаю, что его одолела та же болезнь, которой страдали величайшие умыот Акбара и Александра до Наполеона, – жажда власти и личного верховенства.Вплоть до недавних времен для завоевания были необходимы армии, однако в этомвеке беспокойные люди вроде Ли Чанг Йена могут использовать другие средства. Уменя есть доказательства, что в его распоряжении имеются неограниченные суммыдля подкупа и пропаганды, и есть признаки того, что он завладел некоей научнойсилой, куда более мощной, чем мог бы вообразить мир.

Пуаро слушал мистера Инглза с самым пристальным вниманием.

– А в Китае? – спросил он. – На Китай тоже распространяютсяего интересы?

Его собеседник энергично кивнул.

– Да, – сказал он. – Хотя у меня нет доказательств, которыепризнал бы суд, я могу говорить на основании собственных знаний. Я лично знакомс каждым, кто хоть что-то представляет собой в сегодняшнем Китае, и поэтомузаявляю вам: те люди, которые постоянно появляются на глазах у публики, значаточень мало или не значат вовсе ничего. Они марионетки, танцующие на веревочках,а руководит ими рука искусного мастера, и это рука Ли Чанг Йена. Он сегодня –главный направляющий мозг Востока. Мы не понимаем Восток… мы никогда его непоймем; но Ли Чанг Йен – его животворящий дух. Это не значит, что он стоит всвете рампы – о нет, ничего подобного; он вообще никогда не покидает свойдворец в Пекине. Но он дергает за ниточки – да, именно так, дергает за ниточки,и что-то происходит вдали от него.

– Но неужели никто не пытается сразиться с ним? – спросилПуаро.

Мистер Инглз наклонился вперед, крепко сжав подлокотникикресла.

– Четверо пытались за последние четыре года, – медленнопроговорил он. – Люди сильные, честные, чрезвычайно умные. У каждого из нихбыла возможность так или иначе нарушить планы китайца. – Он замолчал.

– Ну, и?… – спросил я.

– Ну, они все умерли. Один из них написал статью, в которойупомянул имя Ли Чанг Йена в связи с беспорядками в Пекине, и через два дня егозарезали прямо на улице. Его убийцу так и не нашли. С двумя другими произошлонечто подобное. В речах или статьях, или просто в личной беседе каждый из нихсвязал имя Ли Чанг Йена с бунтом или революцией, и в течение недели после стольнеблагоразумных поступков они умерли. Одного отравили; второй умер от холеры,причем это был единственный случай, отнюдь не эпидемия. Еще одного якобы простонашли мертвым в собственной постели. В последнем случае причины смерти вроде быне были определены, однако врач, осматривавший тело, рассказал мне, что трупбыл обожжен и сморщен, как если бы сквозь него пропустили электрический зарядогромной силы.

– А Ли Чанг Йен? – спросил Пуаро. – Само собой, к нему невело никаких следов, но ведь должны быть какие-то признаки его связи с этимиделами?

Мистер Инглз передернул плечами:

– Ох, признаки… Ну да, конечно. Мне в конце концов удалосьотыскать человека, который согласился кое-что рассказать, – это был блестящиймолодой химик, китаец, и он был из людей Ли Чанг Йена. Он пришел однажды комне, этот химик, и я увидел, что он находится на грани нервного срыва. Оннамекнул мне на некие эксперименты, в которых он участвует и которые проводятсяво дворце Ли Чанг Йена под руководством самого мандарина, – эксперименты накитайских кули, и в ходе этих экспериментов проявляется потрясающее равнодушиек жизни и страданиям людей. Нервы химика были до предела натянуты, он пребывалв состоянии хронического ужаса. Я уложил его в постель в комнате на верхнемэтаже собственного дома, намереваясь расспросить как следует на другой день… иэто, конечно, было глупостью с моей стороны.

– Но как они его достали? – резко спросил Пуаро.

– Этого я никогда не узнаю. Я проснулся в ту ночь иобнаружил, что дом охвачен огнем, и мне просто повезло, что я не погиб.Следствие установило, что огонь невиданной силы внезапно вспыхнул на верхнемэтаже, и останки моего молодого химика превратились в пепел.

По той горячности, с которой говорил мистер Инглз, я безтруда догадался, что он оседлал любимого конька, и он тоже это осознал, потомучто виновато рассмеялся.

– Но, конечно же, – сказал он, – у меня нет никакихдоказательств, и вы, как и все прочие, можете просто сказать, что я слегкасвихнулся.

– Напротив, – тихо возразил Пуаро, – мы имеем все причиныверить вашей истории. Мы немало заинтересованы в сведениях о Ли Чанг Йене.

– Очень странно, что вы знаете о нем. Я и вообразить не мог,что хотя бы одна душа в Англии о нем слышала. Мне бы очень хотелось узнать, каквы столкнулись с этим именем… если это не слишком нескромно с моей стороны.

– Ничуть, мсье. Некий человек пришел ко мне домой. Онпребывал в состоянии шока, но сумел сказать достаточно, чтобы заинтересоватьнас Ли Чанг Йеном. Он описал четверых людей – Большую Четверку – какорганизацию, о какой до сих пор никто не мог бы и помыслить. Номер Первый – этоЛи Чанг Йен, Номер Второй – некий неведомый американец, Номер Третий – в равноймере неведомая француженка, Номер Четвертый может быть назван палачоморганизации – это Истребитель. Мой осведомитель умер. Скажите, мсье, вам вообщезнакомо это выражение – Большая Четверка?

– Не в связи с Ли Чанг Йеном. Нет, не могу сказать так. Но яслышал это или читал… и совсем недавно… в каком-то неожиданном контексте. А,вот что…

Он встал и подошел к лаковому инкрустированному шкафчику длябумаг – то был самый изумительный экземпляр, какой мне когда-либо приходилосьвидеть. Вернулся он с письмом в руке.

– Вот оно. Его прислал один старый моряк, с которым яоднажды столкнулся в Шанхае. Старый нечестивец, закосневший в грехе… но, долженсказать, во хмелю он очень сентиментален. Я вообще-то принял это за пьяныйбред…

Он прочел вслух:

– «Уважаемый сэр,

Вы, возможно, и не помните меня, но Вы однажды помогли мне вШанхае. Помогите мне еще раз! Мне необходимы деньги, чтобы покинуть эту страну.Я надеюсь, что хорошо спрятался здесь, но однажды они могут найти меня. БольшаяЧетверка, я хочу сказать. Это вопрос жизни и смерти. У меня денег много, но яне осмеливаюсь взять их, поскольку боюсь навести их на свой след. Пришлите мнепару сотен в письме. Я верну их, не сомневайтесь, клянусь в этом. Ваш слуга,сэр,

Джонатан Уэлли».