Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут опять пошла сухая аргументация, и Том снова впал в унынии. Вскоре он вспомнил об одном из своих сокровищ и вытащил его из кармана. Это был большой чёрный жук с громадными челюстями — “щипун”, как он его назвал. Он находился в коробочке из-под пистонов. Когда Том открыл её, жук первым делом впился ему в палец. Естественно, последовал щелчок, жук был отброшен и очутился в проходе, а укушенный палец Том засунул в рот. Жук упал на спину и беспомощно барахтался, не умея перевернуться. Том смотрел на него и жаждал снова за него схватиться, но не доставал. Зато теперь он стал потехой для других, не интересовавшихся проповедью. В это время в церковь вошёл пудель, тоскующий, утомлённый, разнеженной кроткою тишиной лета; ему надоело сидеть взаперти, он жаждал приключений. Чуть только он увидел жука, его уныло опущенный хвост тотчас поднялся и завилял. Он увидел добычу; обошёл вокруг неё; понюхал издали; обошёл ещё раз; осмелел и понюхал поближе; затем оскалил зубы и попытался осторожно схватить жука; промахнулся; повторил попытку ещё и ещё; немного увлёкся этим развлечением; лёг на живот, загребая жука лапами, и довольно долго продолжал так делать; наконец ему наскучило, он стал равнодушным и рассеянным. Его голова начала потихоньку опускаться, и нижняя челюсть коснулась врага, который вцепился в неё. Раздался пронзительный визг, пудель мотнул головой, жук отлетел на пару ярдов и снова шлёпнулся на спину. Зрители по соседству затряслись от беззвучного смеха, несколько лиц спрятались за веерами и носовыми платками, а Том был совершенно счастлив. Пудель выглядел дураком и, вероятно, чувствовал себя также; но в то же время сердце его щемила обида, но и жаждала месть. Поэтому он подкрался к жуку и осторожно возобновил атаку: кинулся на него со всех сторон, вытянул передние лапы, почти ими касаясь жука, щёлкал над ним зубами и тряс головой так, что уши шатались. Но в конце концов и это ему надоело; он попробовал развлечься мухой, но и эта забава пришлась не по душе; походил за муравьём, приникая носом к полу, но и это быстро наскучило ему; зевнул, вздохнул, совсем уже забыл о жуке и сел на него. Раздался безумный визг, пудель мчался по проходу и, не переставая визжать, заметался по церкви; вой не прекращался, как и метания; пудель пробежал мимо алтаря и влетел в другой проход; метался перед дверями; с шумом преодолел финишную прямую; его мучения росли по мере его продвижения, пока наконец он не превратился в мохнатую комету, движущуюся по своей орбите с блеском и скоростью света. Наконец неистовый страдалец свернулся с пути и вскочил на колени к хозяину; тот вышвырнул его в окно и голос отчаяния быстро затих вдали.
Тем временем, сидевшие в церкви, стали красные, задыхаясь от подавленного смеха, а проповедь смолкла. И хотя она тотчас же продолжалась, но уже вяло и с запинками, так что всякая возможность произвести впечатление была исчерпана. Даже самые суровые высказывания встречались подавленными взрывами нечестивого хохота, прячась за спинки скамей, как будто священник рассказывал забавнейшие шутки. Все вздохнули с облегчением, когда эта пытка закончилась и было произнесено благословение.
Том Сойер пошёл домой, совсем развеселившись, рассуждая про себя, что и богослужение может быть приятное, если внести некоторое разнообразие. Одно омрачало его радость: хоть пудель играл с его “щипуном”, но какое право он имел унести его с собой?
Глава 6
Проснувшись утром в понедельник, Том почувствовал себя очень несчастным. Он всегда так себя чувствовал в понедельник утром, поскольку с него начиналась новая неделя долгой школьной пытки. Обычно он начинал этот день с того, что жалел, что у него не было промежуточного отпуска, что делало возвращение в школу ещё более отвратительным.
Том лежал и думал. Внезапно ему пришло в голову, что было бы не плохо заболеть; тогда он останется дома и не пойдёт в школу. Представлялась смутная возможность, но почему не попробовать! Он произвёл исследование своего организма. Никакого заболевания не обнаружилось; и он снова ощупал себя. На этот раз ему как будто удалось обнаружить признаки боли в животе, он возложил на них все надежды, ожидая усиления. Но боли, напротив, скорее ослабели и мало-помалу исчезли. Он снова погрузился в размышления. И вдруг обнаружил, что у него один из верхних зубов шатается. Это была удача; он уже собирался застонать для начала, но тут же сообразил, что, если он заикнётся об этом, тётушка немедленно выдернет зуб, а это больно. Поэтому, он решил оставить зуб про запас и поискать ещё что-нибудь. Некоторое время ничего не приходило на ум; но потом он вспомнил, как один доктор рассказывал о пациенте, пролежавшем две-три недели из-за больного пальца, который чуть было не пришлось потерять. Вот почему мальчик нетерпеливо вытащил свой больной палец из-под простыни и поднял его для осмотра. У него не было ни малейшего представления о том, каковы признаки этой болезни. Как бы то ни было, ему казалось, что попробовать стоит, так что он принялся стонать с большим воодушевлением.
Но Сид спал себе как убитый.
Том застонал громче, и понемногу ему стало казаться, что палец у него действительно очень сильно болит.
Сил спал как ни в чём не бывало.
Том даже запыхался от усилий. Отдохнув немного, он поднатужился и испустил целый ряд чрезвычайно удачных стонов.
Сид храпел.
Том вышел из себя. Он позвал: «Сид! Сид!» — и принялся расталкивать его. Это подействовало, и Том опять застонал. Сид зевнул, потянулся, приподнялся на локте, фыркнул и уставился на Тома. Том продолжал стонать. Сид сказал:
— Том, а Том! (Ответа не было). Ты слышишь, Том? Том! Что с тобою, Том? Он толкнул его и с беспокойством заглянул в лицо.
Том простонал:
— Ох, не толкайся, Сид. Не трогай меня…