— Да. По крайней мере, я так думаю.

— Он что-нибудь сказал при этом?

— Я не знаю, что он там делал! Я не знаю.

— Ага! Что и говорить тут, ты захотел свести бородавки гнилой водой таким дурацким образом! Так ничего не выйдет. Ты должен сам пойти в чащу леса, где есть такой пень с гнилой водой, и только в полночь подойти к нему задом, положить в него руку и произнести:

Ячмень, ячмень да гниль-вода,

Все бородавки возьми у меня навсегда!

Затем надо закрыть глаза и живо отойти ровно на одиннадцать шагов, три раза повернуться на месте, а по дороге домой не сказать никому не слова. Если скажешь, всё пропало, и колдовство не подействует.

— Знаешь… звучит не плохо, но это не тот способ, которым пользовался Боб Таннер.

— Да уж, конечно. Можешь не сомневаться, что не так, потому что он самый бородавчатый мальчик в деревне. Он бы не имел ни одной бородавки, если бы знал, как обращаться с гнилой водой. Я свёл тысячу бородавок на руках таким способом, Гек. Я играл с лягушками предельно много, поэтому у меня всегда было много бородавок. Иногда я даже свожу их бобом.

— Да, бобом и я пробовал.

— Ты? Ну, и как?

— Берёшь и разделяешь боб на две половинки; надрезаешь бородавку, чтобы пошла немного кровь; затем мочишь кровью на одну половинку боба, а потом выкапываешь ямку и зарываешь эту половинку на перекрёстке дорог около полуночи, а вторую половинку сжигаешь. Видишь ли, та половинка с кровью будет всё съёживаться и съёживаться, стараясь притянуть к себе другую половинку, а это и поможет крови стянуть бородавку, и в скором времени она исчезнет.

— Да, всё так. Однако, было бы лучше, если бы также говорил: “В землю боб; долой бородавка; теперь навсегда я расстанусь с тобой!” Так делал Джо Гарпер, а он был близ Кунвилля, да и где он только не был. Но, расскажи, как ты будешь их убирать дохлыми кошками?

— Ну, смотри: берёшь кошку и идёшь задолго до полуночи на кладбище, где похоронен какой-нибудь плохой человек, когда наступает полночь, приходит дьявол или даже два-три, но ты их не видишь, можешь только слышать шелест ветра или, как они разговаривают, когда они потащат покойника, ты кинешь им вслед и кошку, сказав: “Чёрт за мертвецом, кошка за чертом, бородавка за кошкой, чур вы меня все!” И бородавка сходит.

— Должно быть, верно. Ты когда-нибудь пробовал, Гек?

— Нет, но мне рассказывала старуха Гопкинс.

— Ааа, ну тогда понятно. Говорят, она ведьма.

– “Говорят!” Я это знаю, Том. Она навела порчу на моего отца. Он сам рассказывал. Идёт он один раз, глядит — она стоит и наводит порчу на него. Он подобрал камень тогда, да попал бы, если бы она не увернулся. Ну, так, что же ты думаешь: этой же ночью он спал, пьяный, и сломал руку.

— Экие страсти! Как он вообще понял, что она навела на него порчу?

— Боже, отец говорит, что понять не сложно. Он говорит, что, если ведьма пялит на тебя глаза, то она точно колдует. Особенно, если ещё бормочет. Потому что, когда они бормочут, они произносят “Отче наш”, наоборот.

— Слушай-ка, Гек, когда ты собираешься пробовать кошку?

— Сегодня ночью. Я думаю, черти наверняка придут в эту ночь за старым грешником Вильямсом.

— Да ведь его схоронили в субботу! Разве они не утащили его в субботу?

— Глупости! До полуночи они не могли его утащить, а в полночь настало воскресенье. В воскресенье черти не очень-то бродят по земле.

— Я и не подумал. Верно. Возьмёшь меня с собой?

— Конечно, если не боишься.

— Боюсь? Ну вот ещё! Ты не забудешь мяукнуть?

— Нет, ты тоже мяукни в ответ, если удобно будет. В прошлый раз я мяукал пока старик Гейс не швырнул в меня камнями, да ещё при этом добавил: “Чёрт бы побрал этого кота!” Зато я кинул кирпич ему в окно, только ты никому не рассказывай.

— Не стану. Я не мяукнул той ночью, потому что тётушка следила за мной, но сейчас я это сделаю. А что это у тебя, Гек?

— Ничего, просто клещ.

— Откуда ты его взял?

— В лесу.

— Для чего?

— Просто. Мне не хочется его продавать.

— Ну и не надо. Тем более, клещ-то маленький.

— Чужого клеща всегда хотят обругать. Я доволен им. Для меня он хороший клещ.

— Да ведь их полно в лесу. Я могу набрать тысячу, если захочу.

— Да, да. Так что же не идёшь? Сам знаешь, что не наберёшь. Этот клещ очень ранний. Он первый, которого я видел в этом году.

— Слушай, Гек, я тебе зуб за него дам.

— Покажи.

Том достал бумажку и осторожно развернул её. Гекльберри задумчиво осмотрел зуб. Соблазн был большой. Наконец, он произнёс:

— Настоящий?

Том приподнял губу и показал свою пустоту между зубами.

— Хорошо, сделка, — сказал Гекльберри.

Том положил клеща в коробочку из-под пистонов, в которой раньше служила тюрьмой для жука. Затем мальчишки расстались, каждый чувствовал себя богаче после такого.

Когда Том дошёл до маленького, стоявшего отдельно домика, служившим школой, он зашагал очень быстро, словно добросовестно спешил на урок. Он повесил свою шапку на крючок и бросился на своё место с деловым рвением. Учитель, восседавший на своём большом просиженным стуле, дремал, убаюканный жужжанием класса. Появление Тома его разбудило.

— Томас Сойер!

Том знал, что, когда его имя произносят полностью, то это сулит проблемы.

— Сэр?

— Поди сюда. Ну, сэр, почему вы изволили сегодня вновь опоздать?

Том уже собирался прибегнуть ко лжи, но заметил две длинные золотистые косы, которые он узнал благодаря электрической силе любви. Единственное свободное место было рядом с ней, которое относилось к той половине класса, где сидят девочки. Он тут же выпалил:

— Я остановился на улице, чтобы поболтать с Финном Гекльберри!

Учитель замолчал и стоял, словно вкопанный, он растерянно уставился на Тома. Гудение в классе смолкло. Дети спрашивали себя, в своём уме ли он, этот отчаянный мальчишка. Учитель произнёс:

— Что… что ты сделал?

— Я остановился на улице, чтобы поболтать с Финном Гекльберри.

Ошибиться в значении этих слов было невозможно.

— Томас Сойер, это самое поразительное признание, которое я когда-либо слышал. Линейка слишком слабое наказание за это. Снимайте куртку.

Рука учителя действовала, пока он не устал, и пук розог стал значительно тоньше. Затем последовал приказ:

— Теперь, сэр, идите и сядьте рядом с девочками! Это послужит вашим уроком.

Хихиканье, раздавшееся в классе, по-видимому, смутила мальчика, но в