В конечном итоге, благополучие, по-видимому, перешло на сторону Джо. Клещ, взволнованный и встревоженный никак не меньше самих мальчишек, бросался то туда, то сюда, однако каждый раз, если победа находилась, так сказать, в руках Тома и его пальцы стремились к насекомому, булавка Джо умело заграждало клещу путь и тот оставался в его владениях. Том, в конечном итоге, никак не выдержал. Искушение было слишком сильное. Он протянул булавку и посодействовал клещу. Джо моментально вышел из себя:

— Том, оставь его в покое!

— Я жажду только лишь немного подстегнуть его, Джо!

— Нет, сэр, это нечестно. Сейчас же оставь его.

— Эх ты, да я всего лишь чуть-чуть…

— Оставь его, говорю тебе.

— А вот и не оставлю!

— Ты обязан, — он на моей половинке.

— А клещ то чей, Джо Гарпер?

— Мне нет дела до этого, чей клещ, — он на моей половинке, и ты не смеешь его касаться.

— Как так — не смей! Клещ мой, и я волен делать с ним всё, что захочу!

Сильный удар обрушился на плечи Тома и такого же рода на плечи Джо, и в течение двух минут пыль слетала с двух курток, к восторгу всего класса. Мальчишки были очень поглощены своей забавой и никак не заметили тишину, воцарившуюся в школе незадолго до того, как учитель на цыпочках прошёл по комнате и встал над ними. Он достаточно долгое время смотрел на представление, а затем и со своей стороны привнёс в него определённое разнообразие.

Когда в полдень занятия в школе закончились, Том подлетел к Бекки Тэтчер и прошептал ей на ухо:

— Надень свою шапку и сделай вид, что идёшь домой, а когда дойдёшь до угла, отстань от остальных, сверни в переулок и возвращайся. Я пройду другим путём, тоже убегу от своих и вернусь тем же путём.

Итак, одна ушла с одной группой учеников, а другой — с другой. Через некоторое время эти двое встретились в конце переулка, и когда они добрались до школы, всё было в их распоряжении. Затем они сели вместе, перед ними была грифельная доска, Том дал Бекки карандаш и водил её руку, направляя её, чтобы создать ещё один удивительный дом. Когда интерес к искусству начал угасать, эти двое разговорились. Том купался в блаженстве. Он спросил:

— Ты любишь крыс?

— Нет! Я ненавижу их!

— И я тоже, когда они живые. Но я имею в виду мёртвых, чтобы можно было привязать их на верёвочку и махать над головой.

— Нет, в любом случае, я не очень люблю крыс. Что мне нравится, так это жевательная резинка.

— О, мне тоже! Жаль, что у меня сейчас их нет.

— Хочешь? У меня есть немного. Я дам тебе немного пожевать, но потом ты отдашь.

Это было приятно: они жевали её по очереди и болтали ногами на скамейке от избытка удовольствия.

— Ты когда-нибудь была в цирке? — спросил Том.

— Да, мой попа собирается как-нибудь снова взять меня с собой, если я буду хорошо себя вести.

— Я был в цирке три-четыре раза — много раз. Церковь это тебе не цирк. В цирке постоянно что-то происходит. Я собираюсь стать клоуном в цирке, когда вырасту.

— О, в самом деле? Это очень мило. Они все такие милые, пёстрые.

— Да, это так. И они получают кучу денег, по доллару в день, так говорит Бен Роджерс. Скажите, Бекки, вы когда-нибудь были помолвлены?

— Что это?

— Ну, помолвлены, чтобы выйти замуж.

— Нет.

— А вы бы хотели?

— Я думаю, да. Я не знаю. На что это похоже?

— На что похоже? Да ни на что не похоже. Вы просто говорите мальчику, что у вас никогда никого не будет, кроме него, никогда, никогда, никогда. Потом целуетесь, и всё.

— Поцелуй? Для чего поцелуй?

— Ну, знаете ли, для того, чтобы… Ну, они всегда так делают.

— Все?

— Ну да, все, те кто влюблены в друг друга. Вы помните, что я написал на грифельной доске?

— Д-да.

— Что это было?

— Я не скажу вам.

— Мне сказать вам?

— Д-да, но как-нибудь в другой раз.

— Нет, сейчас.

— Нет, не сейчас — завтра.

— О, нет, сейчас. Пожалуйста, Бекки, я прошепчу это… я прошепчу это тихо-тихо.

Бекки колебалась, Том принял молчание за согласие, обнял её за талию и очень тихо прошептал, приблизив губы к её ушку, произнёс заветные слова. А потом добавил:

— Теперь, вы прошепчете это мне — точно так же.

Какое-то время она сопротивлялась, а потом сказала:

— Вы отвернёте своё лицо, чтобы не видеть, и тогда я это сделаю. Но вы никогда никому не должны про это говорить, хорошо, Том? Не расскажете никому, так ведь?

— Нет, не буду, честное слово. Сейчас, Бекки.

Он отвернул своё лицо. Она робко наклонилась, пока её дыхание не шевельнуло его кудри, и прошептала: “Я вас… люблю!”

Затем она вскочила и побежала вокруг столов и скамеек, а Том последовал за ней, и наконец укрылась в углу, прижав к лицу своей маленький белый передничек. Том обнял её за шею и стал уговаривать:

— Теперь, Бекки, всё сделано… кроме поцелуя. Не бойся этого — это вообще ничего не означает. Пожалуйста, Бекки, — и он потянул её за передник и за руки.

Мало-помалу она сдалась и опустила руки, её лицо, всё пылающее от борьбы, поднялось и подчинилось. Том поцеловал её красные губки и сказал:

— Теперь, Бекки, всё сделано. И после этого, ты уже знаешь, что ты никогда не будешь любить никого, кроме меня, ты никогда не выйдешь замуж ни за кого, кроме меня, никогда и навеки. Ты сделаешь это?

— Нет, я никогда не полюблю никого, кроме тебя, Том, я никогда не выйду замуж ни за кого, кроме тебя, и ты тоже должен никогда не должен жениться ни на ком, кроме меня.

— Конечно, конечно. Это часть дела. И всегда, приходя в школу или когда мы возвращаемся домой, ты должна идти со мной, когда никто не смотрит — ты выбираешь меня, а я тебя на вечеринках, потому что именно так поступают, когда помолвлены.

— Это так мило. Я никогда раньше не слышала о таком.

— Ещё как славно! Мы с Эми Лоуренс…

Большие глаза Тома сказали ему об оплошности, и он остановился в смущении.

— Ох, Том! Так я не первая с кем ты был помолвлен!

Девочка начала плакать. Том сказал:

— Перестань, Бекки, не плачь. Я больше её не люблю.

— Нет, любишь, любишь! Ты сам знаешь, что любишь.

Том попытался обнять её за шею, но она оттолкнула его