— Мне нужен адрес, — он умел быть настойчивым,когда требовали обстоятельства.

— У меня есть только ее телефон, — облегченновыдохнула она, решив таким образом трудную задачу.

Он понял ее состояние.

— Хорошо, — улыбнулся Дронго, — давайтетелефон.

Она продиктовала семь цифр. Снова взглянула на деньги.

— Они ваши, — кивнул Дронго, — надеюсь, выменя не обманули. Иначе мне придется вернуться за своими деньгами.

— Нет, — испугалась женщина, — нет, нет.Точно, не обманула я вас.

— У меня к вам еще несколько вопросов. Первый. Когда выубирали в день убийства их номер, бизнесмен уже успел уехать или нет?

— Я не знаю. Мы на такие вещи не обращаем внимания.Девушка была в номере. Это я точно помню. Меня спрашивали. Следователь ещесказал, что, возможно, ее друг вернется обратно. Но я его нигде не видела.

Это не доказательство, разочарованно подумал Дронго.

— Второй вопрос. Может быть, вы видели в тот день навашем этаже посторонних. Или, наоборот, знакомых? Из вашей службы безопасности,например?

— Никого я не видела. Обычные гости, клиенты, все каквсегда. Пока не нашли убитую.

— Кто ее нашел? Вы сказали, что Свету вызвали послетого, как нашли в номере убитую. Кто ее нашел?

— Наш Михаил.

— Не понял. Какой Михаил?

— Михаил Гогуладзе. Он отвечает за проверку на этажахмини-баров. Он вошел в номер и обнаружил убитую.

— Как найти Михаила? Где его можно застать?

— Он внизу сидит, в службе сервиса. Да его же всезнают, — удивилась женщина.

— Наверно, он очень известная личность, —пробормотал Дронго. — У меня остался последний вопрос. Когда вы убираете вномере, вы обычно смахиваете пыль с картин?

— Во время обычной уборки — нет. Это мы делаем раз внеделю. Клиенты бывают недовольны, если мы задерживаемся в номере дольшеобычного. Нам нужно успеть поменять белье, сменить полотенца, почистить ваннуюкомнату и убраться в номере. Больше ничего. Ну, если замечу на картине пыль,конечно, протру. Но обычно полную уборку мы проводим раз в неделю или в двенедели.

Даже не отдавая себе отчета, женщина двигалась все ближе иближе к телевизору, ближе к деньгам. Словно боялась, что этот незнакомыйчеловек в конце концов ее обманет.

— Спасибо, — сказал Дронго. — Надеюсь, выпонимаете, что никому нельзя рассказывать о нашем разговоре. Это в первуюочередь в ваших же личных интересах.

Он повернулся и вышел из номера. Снова спустился по лестницевниз. Вновь подошел к портье.

— Так и не принесли письмо? — снова осведомилсяон.

— Сейчас проверю, — занервничал портье.

— Ничего, — отмахнулся он, — я пока пообедаю.Да, я хотел бы зайти в службу сервиса. Куда мне пройти?

— Вы можете позвонить из своего номера, —посоветовал портье.

— Не обязательно. У меня ничего особенного. Я простохотел поговорить с одним человеком.

Портье теперь уже настороженно посмотрел на него. Потом тихоспросил:

— С каким человеком?

— Мой компаньон, уезжая из отеля, просил передатьденьги для одного из сотрудников службы сервиса. Ничего особенного. Тристадолларов. Просто мне неудобно не выполнить его просьбы.

— Триста долларов? — переспросил портье. — Акому вы должны их передать?

Когда речь касалась денег, здесь верили любой выдумке. Как,впрочем, и повсюду в мире в сфере обслуживания, где независимо от кредитныхкарточек всегда присутствовали чаевые в виде наличных.

— Михаил. Фамилию я не помню. Какая-то грузинскаяфамилия, — Дронго сделал вид, что пытается вспомнить.

— Гогуладзе, — обрадовался портье, — сейчас яего позову.

Он снял трубку телефона и быстро пробормотал в микрофоннесколько едва слышных фраз. На стойке уже лежала стодолларовая купюра.

— Вы так внимательны, — льстиво сказал Дронго.

Глаза у портье превратились в две небольшие щели. Оноблизнул губы и кивнул головой, протягивая руку.

— Письмо искать? — хрипло спросил он.

— Конечно, — улыбнулся Дронго. — Я думаю, онообязательно придет.

Он отошел в глубь холла, устраиваясь в глубоком кресле.Через минуту рядом с портье появился высокий, несколько грузный малый леттридцати пяти — сорока. Чуть лысоватый, с одутловатыми щеками, большим мясистымносом и вторым подбородком. Он выглядел куда импозантнее щуплого портье.

— Кто меня спрашивал? — спросил Гогуладзе. Портьекивнул, показывая на Дронго.

— Это вы меня спрашивали? — с не очень заметнымкавказским акцентом спросил Гогуладзе.

«Очевидно, он провел большую часть своей жизни в Москве илив другой точке России, — подумал Дронго. — Родившиеся в Тбилиси дети,которые учились говорить на грузинском, никогда потом не могут избавиться отхарактерного акцента, переходя на русский, даже если этот язык становится дляних основным».

— Добрый день, — поднялся навстречу МихаилуДронго, — я хотел бы с вами немного побеседовать.

— Что вам нужно? — спросил здоровяк, мрачновзглянув на незнакомца.

— Мы могли бы где-нибудь поговорить? — повторилДронго свой вопрос.

— О чем это?

— У меня есть к вам интересное предложение.

— Идем за мной, — согласился Михаил, показываякуда-то за спину портье.

Они прошли через холл, вышли в небольшой коридор, иГогуладзе толкнул дверь, приглашая войти в маленькую комнату. Комната былапуста. Вдоль стены выстроились стулья. На журнальном столике стоял телефон.

— Какое у тебя дело ко мне?

— Мой друг просил передать вам триста долларов, —будничным голосом сообщил Дронго, доставая три стодолларовые бумажки.

— За что? — коротко спросил Михаил.

— Мне нужно узнать у вас некоторые подробности.

Он даже не посмотрел на деньги. Только в лицо незнакомцу.Потом недовольно буркнул:

— За три сотни «зеленых» купить хочешь? Дешевку нашел,да?

— Нет, нет, — поспешил успокоить егоДронго, — я не хотел вас обидеть. Может, мой друг обещал вам большую сумму?Вы скажите, я заплачу за него. Сколько? Пятьсот, тысячу?

— Хороший у тебя друг, — уже более спокойно сказалГогуладзе, — ладно, посмотрим, что ты хочешь. Ты сам грузин?

— Нет. Но грузинский немного понимаю.

— Тогда скажи, что тебе нужно. А я назову цену.