Как странно он на меня смотрит, как будто прикидываетчто-то, думала Мака.

Но тут кельнер принес по третьему стакану вина.

– Ой, я, наверное, не выпью столько! – засмеяласьМака.

– Ну немножко-то можно, а допивать совсем необязательно.

Они сидели друг против друга на краю длинного стола, и черезнекоторое время к ним подсели четыре женщины. Немолодые, ничем не интересныенемки.

– Федор Васильевич, – набралась храбростиМака, – у меня тут ваша книга, вы не могли бы мне что-то написать?

– С удовольствием! – И, ни на секунду незадумавшись, он написал: «Прелестной Маке от одурманенного ею и яблочным виномавтора».

Ах, как она обрадовалась, как залилась краской, покраснеладаже ложбинка между грудями, под невесть как расстегнувшейся пуговкой. Нет, вМоскве я ее точно трахну, а там, может, и женюсь…

– Мака, а что ты закончила? – сам не зная зачем,спросил он.

– Филфак, романо-германское.

– И что ты вообще делаешь в неярмарочное время?

– Работаю редактором в «Фатуме».

– Тебе твоя работа нравится?

– Очень.

– А замуж не хочешь?

– Замуж? – У девочки побелели губы и краска сталамедленно сползать с лица.

– Ты была замужем?

– Нет, что вы… – испуганно пробормотала она.

– А выходи за меня замуж!

– Это вы так шутите? – справилась с испугом Мака.

– Нисколько! Я, конечно, староват для тебя, но… Чемчерт не шутит. Может, мне именно это и нужно, твоя молодость, красота… Мы совсемнезнакомы, но ведь тем лучше, будем что-то открывать друг в друге… У меняхороший характер, я нетребовательный… У нас может быть масса общих интересов, вконце концов, мы занимаемся практически одним делом…

В этот момент он словно видел и слышал себя со стороны, ноне слишком удивлялся своим речам, ему вдруг показалось, что брак с этойдевочкой – спасение для него, хотя не очень ясно от чего, собственно, надо егоспасать…

– Федор Васильевич, вы, может быть, выпили слишкоммного вина? – осмелилась предположить Мака.

– Думаешь, такой бугай, как я, настолько опьянел оттрех стаканов фруктового пойла? Нет, просто… Знаешь, я позавчера нашел вгостинице на лестнице сережку… Где она у меня, ага, вот… – Он досталсережку из кармана, но держал ее зажатой в руке. – Так вот, я нашелсережку и стал воображать, кто ее потерял, как выглядела эта женщина, ипредставил себе, что она такая, как ты… Молоденькая, пухленькая, рыженькая –словом, прелестная, и вдруг в тот же день увидел тебя наяву… Это, знаешь ли, производитвпечатление. Это было как… как…

– Как воплощение мечты? – рискнула подсказатьМака.

– Вот именно! Умница! Так что, пойдешь замуж?

– Да! Да! – восторженно воскликнула Мака. Господи,не может быть… Все подружки просто ошизеют, а мама… Наверное, мама обрадуется,ей нравятся его книжки, да и вообще, зять – известный писатель…

– Мака, хочешь еще чего-нибудь?

– Нет, спасибо… Я…

– Ты не бойся, я не передумаю… Ты мне нужна, Мака!

– И вы мне… Я с первого взгляда… поняла… что-то будет…Но так быстро…

– Тебя это пугает?

– Нет!

– Молодец, храбрая девочка!

Она восторженно улыбнулась. И зазывно, ах как зазывно!

– Может, пойдем отсюда, а? Тут эти тетки галдят…Знаешь, я непременно напишу рассказ «Вино из яблок». Ты скажи кельнеру, чтобыпринес счет.

– Федор Васильевич, покажите сережку.

– Ах да, – он разжал руку. – Вот, гляди…

– Ой, это же Ангелинина сережка!

– Ангелинина? С чего ты взяла?

– У нее точно такие же… Завтра спрошу, она не говорила,что потеряла.

– Но что она делала в висбаденской гостинице?

– Ну мало ли к кому она могла приехать… Но, конечно,может, это и не ее. Чешские гранаты не такая уж редкость.

– В самом деле, спроси. На вот, возьми, если не ее,вернешь мне, я отдам портье.

Мака сунула сережку в сумочку. Тем временем кельнер принессчет, Федор Васильевич расплатился. Нежадный, подумала Мака, прикинув, сколькоон дал на чай. Она все боялась поверить своему счастью, хотя вообще-то быладостаточно самоуверенной девушкой. Но тут и вправду принц из сказки. Хотяавторы для редакторов редко бывают принцами, но он ведь не их автор… У нихживых авторов вообще раз-два и обчелся.

– Знаешь, постой-ка тут минутку!

Он нырнул за занавеску у выхода. А она стояла во дворике,где одуряюще пахло прелыми яблоками. Ага, вон их целая куча лежит. Выходит, этовино прямо тут делают, что ли? Неужели сейчас появится мой будущий муж?Господи, как это все будет? И надо ли кому-нибудь говорить об этом? Нет, будумолчать как партизан на допросе, чтобы не сглазить. Но ведь чудеса все-такислучаются, вон Натэлла с нашего курса вышла замуж за знаменитого канадскогохоккеиста. Приехала в Канаду на неделю к подруге и вернулась оттуда уженевестой. А какая у них была свадьба! А у нас свадьбы не будет, скорее всего. Ахочется… белое платье, цветы в волосах… мне пойдет. Но он наверняка не захочетили согласится только ради меня… А это не нужно… Господи, да о чем это я? Оннебось сейчас пописает и забудет о своем предложении как о смерти… Ясно, чтоспьяну сболтнул…

– Ну что, невеста, заждалась?

Она опять вспыхнула.

– А тебе никуда забежать не надо, а? Ты не стесняйся!

– Нет, спасибо, я бы не стала стесняться.

– Ох, умница! Вот что значит разница поколений. В моевремя девушки стеснялись. Ты, кстати, знаешь, сколько мне лет?

– Конечно!

– И тебя это не пугает?

– Нисколечко.

– Мака, дай я тебя поцелую.

И он стал целовать ее, благо уже стемнело. А потом водворике появилась шумная компания и спугнула их. И они пошли по вечернимулицам, взявшись за руки и болтая о какой-то чепухе.

– А мы не заблудимся?

– Федор Васильевич, я же могу всегда спросить дорогу.

– Нет, по этой улице мы не пойдем, она мне не нравится…

Так они и шли – по тем улицам, которые нравились ему. Иногдаостанавливались и целовались, самозабвенно и весело. Хохотали, сами не понимаянад чем. Ему было хорошо и немного страшновато от ее молодости. Но он и саммолодел рядом с нею. Наконец они вышли к реке, в воде отражались фонари. Ониостановились на мосту.

– Знаешь, я ужасно люблю воду. Любую. Могу часамисмотреть на реку, а уж на море тем более. Завораживает, и так хорошо думается…Но рядом с тобой думается только об одном, – вдруг охрип он. – Тыпрости, я…