Водитель рассказал обо всем, что, по его мнению, должно былоее здесь заинтересовать: о лучших ресторанах, освободившихся от съехавшихстудентов квартирах, о том, как работает телеграф, и многом другом, при этом оннесколько раз обратил внимание на ее акцент, который, впрочем, ему понравился.Когда они въехали на территорию кампуса — университетского городка, оностановился на углу Телеграф-авеню и Банкрофт, около композиции из пестрыхстендов с плакатами, и объяснил, что они были выставлены здесь для поддержкиразличных программ, пацифистских, SNCC и CORE[3], а такжеогромного щита с заявлением общества «Женщины кампуса за мир». Это было оченьоживленное место, сам воздух его будоражил воображение, так что Пакстон еще разубедилась в том, что она правильно сделала, приехав сюда. Она хотела поскореевыбраться из машины, осмотреться, повстречаться с людьми, начать ходить назанятия. Она уже знала название корпуса, в котором должна жить. Водительостановился около входа и, пожав ей руку на прощание, пожелал удачи.

Люди казались дружелюбными и открытыми, никто не смотрел —белый или черный, богатый или бедный, из Юниор-лиги или бездельник, с Севераили Юга. Все, чему придавалось такое значение на Юге среди друзей ее матери иучитывалось при знакомствах: имел ли твой дед или прадед плантации и рабов,участвовал ли в Гражданской войне, — все это было безразлично здесь,превратилось в далекое прошлое, частью которого так не хотелось оставатьсяПакетом. Комната, в которую ее направили, была на втором этаже в самом Концедлинного коридора.

Оказалось, что Это «четверка»; то есть две спальни,объединенные Холлом, по две девушки в каждой спальне. Посередине холла стоялдиван с обивкой из коричневого твида с разноцветными заплатками, закрывающимимножество дыр; оставленных прежними жильцами. Повсюду были расклеены плакаты,по углам стояли остатки сломанной мебели, на полу лежал ярко-оранжевый коврик,на нем — пластиковое кресло цвета авокадо. На секунду Пакстон замерла на порогекомнаты. Комнатой ее никак нельзя "было назвать, а уж в сравнении сэлегантным стилем дома матери в Саванне… Но это была невеликая плата засвободу.

Спальня была поменьше и поспокойнее: две металлическиекойки, два комода, стол, стул с прямой спинкой и кладовка, в которую едвапомещался веник. Нужно стать хорошими друзьями, чтобы ужиться в такой комнате,и Пакстон понадеялась на то, что встретит людей, близких по духу. Мельком оназаметила три сумки, сложенные во второй комнате, и минутой позже, когда шлаобратно в холл посмотреть, можно ли его сделать менее безобразным, увидела однуиз своих соседок. Девушка с длинными ногами и нежно-кофейного цвета кожейбыстро сообщила Пакстон, что она из Алабамы и зовут ее Ивонн Жилберт.

— Привет! — улыбнулась ей Пакстон.

Ивонн была потрясающе красива с этими ее жгуче-чернымиволосами и впечатляющей прической.

— Я Пакстон Эндрюз. — И пока решала, говорить ли,откуда она, Ивонн сама спросила:

— Из Северной Каролины?

— Джорджия, Саванна, — с облегчением сказалаПакстон, но Ивонн моментально взвилась.

— Прекрасно! То, что мне надо! Что вы там хотите?!

Переиграть Гражданскую войну? У кого-то в деканате не все впорядке с чувством юмора! — с возмущением заявила она Пакстон.

— Не беспокойся, я на твоей стороне.

— Я тронута. Очень хотелось бы узнать, откудаостальные?

Как насчет Миссисипи или Теннеси? Может, ты начнешьзаседание Общества дочерей Гражданской войны?! Будет забавно… Я в восторге отперспективы жить вместе с тобой! — выкрикнула она, метнув уничижительныйвзгляд на Пакстон, и с треском захлопнула дверь своей комнаты. Пакстонопустилась на диван с растерянным видом. Дело принимало интересный оборот.

Затем появилось бледное воздушное создание с молочно-белымлицом, черными волосами до пояса и небесно-голубыми глазами. Казалось, онаодета в прозрачную белую ночную рубашку.

— Привет, — прошептала она. — Я Давн.

Она была из Де-Мойна. Ее настоящее имя было Гертруда, Давнона стала случайно, благодаря ЛСД[4]. Это случилось во взросломвозрасте, поэтому она решила оставить имя — Давн Стейнбер. Она тоже быластуденткой на стипендии, играла на скрипке в местном оркестре, и ей предложилиобучение в Беркли. У нее было направление в комнату, дверь которой минуту назадзахлопнула Ивонн. Теперь дверь закрылась за Давн, и оттуда не было слышно ниголосов, ни возгласов, никаких з??уков вообще. Пакстон могла толькодогадываться, удовлетворила ли новая соседка мисс Жилберт. Де-Мойн, вероятно,не обладал для нее расистской репутацией Саванны.

Раздумывая о встреченных ею девушках. Пакетов приняласьразбирать сумки. Два мешка для вещей и чемодан были доставлены в ее комнатуднем раньше, и теперь она взялась застилать обе постели. Ей захотелось сделатькомнату более приветливой к приходу соседки, и вдруг она поняла, что молится отом, чтобы та не оказалась черной, злой, несправедливой, ненавидящей женщин изДжорджии…

— Пожалуйста, Господи. — шептала она просебя. — Я знаю, что недостойна твоего внимания, и ты, может быть, занятболее серьезными вещами сегодня… но, если можно, пожалуйста, пусть она будетпохожей на меня.

Но четвертая девушка не приехала и в четыре часа, поэтомуПакстон решила загрузить их небольшой холодильник. Выходя за покупками, онапостучала во вторую комнату. Прошло немало времени, прежде чем Дави подошла кдвери и откликнулась.

— Да, — прошептала она, словно боясь, что кто-тоуслышит. Хотя со слухом у Пакстон было в порядке, она не разобрала ничего изтого, что говорила Давн. Но непроизвольно ответила ей тоже шепотом: простообычный голос звучал слишком громко в разговоре с этим небесным созданием.

— Тебе купить что-нибудь в магазине? — шепнулаПакстон. — Я собираюсь туда за продуктами, я что-то проголодалась. —Внезапно она затосковала по обычной кухне Квинни.

Кроме того, в Саванне было уже семь часов вечера и пора былоужинать.

— Я бы хотела чая с травами, меда и немного лимонов… и,может быть, черного хлеба. — Все это не привлекало Пакстон, но она былаготова принести весь набор, чтобы подружиться с девушками. Она записала заказДавн.

— А как Ивонн? — осторожно спросила она. —Она что-нибудь хочет? — Пакстон заглянула в комнату и увидела, что они ещене распаковывались. Давн повесила несколько плакатов, одежки Ивонн былиразбросаны повсюду. Цветные одеяла и розовые накидки были скорее родом изАлабамы, нежели из Де-Мойна. Поборов смущение, Пакстон спросила прямо у Ивонн,появившейся в дверях:

— Тебе что-нибудь нужно в магазине?