Оленей остановили и перед путниками появились трое мужчин, закутанных в меха.

— Как доехали? — услышал Тимошка.

— Хорошо, — ответил хозяин. — Начинаем! Тимка, приступай, — обернулся к юноше.

Исай тоже вскочил и бросился таскать из кустов тюки и укладывать в нарты.

Работали в полном молчании. Лишь хозяин тихо переговаривался со встреченным. Остальные тоже помогали с укладкой. Всё закончили за четверть часа. Увязали ремнями, а встретивший мужик молвил простуженным голосом:

— Отваливайте. Пора. И поспешите. Дальше дорога будет трудной. Оленей не жалеть. На мясо потом пустишь, ну пока, с Богом! Ещё встретимся.

Олени тронулись и нарты заскользили по едва видной накатанной уже плохо дороге. Оленей постоянно погоняли.

— А какое сейчас время? — вдруг спросил Тимошка.

Исай оглядел небо в звёздах, повертел головой, ответил не очень уверенно:

— До полуночи ещё далеко. Часов шесть или даже больше. Время есть.

Тимошка удивился, что прошло так много времени, а они ещё далеки от возвращения. Успеют ли они вернуться затемно?

Проехали вёрст восемь и дорога кончилась. Олени притомились, и бежать уже не могли. Да и кругом рос редкий лес, и приходилось постоянно сходить и толкать нарты руками, помогая оленям. Зато не мёрзли, хотя мороз щипал за щеки. Борода у Тимошки ещё не отросла полностью и лицо плохо защищала. Немного ноги мёрзли в пимах, но частая работа и их согревала.

Пробирались ещё часа три и наконец выехали к приземистой избушке. Тимофей её даже не заметил, а хозяин остановил оленей и, обернувшись, довольным тоном заявил, указав рукой в сторону черневшего кустарника и низких деревьев:

— Приехали. Тимоша, приготовь лук со стрелами. На всяк случай. Мало ли что…

Тимошка заволновался. Сердце подскочило к горлу, а руки вдруг затряслись. Всё ж совладал с собой и лук приготовил. Но избушки так и не заметил. Вскоре, правда, послышался тихий звук открываемой двери и голос просипел:

— Долго вас дожидались, ребята. Поспешим с товаром. Время позднее. Думали, уж не застряли где по дороге. Скидай тюки в снег. Подберём. Зайдёте на чарочку?

Исай глянул на хозяина. Тот кивнул и всё пошли по глубокому снегу, высоко поднимая колени. Ветки слегка хлестали по одежде и лицу.

Избушка стояла в самом тёмном месте шагах в ста от пути. Собака тявкнула пару раз и затихла по приказу хозяина.

Внутри находились ещё трое мужиков. Все в рубахах после сна. Неторопливо одевались и внимательно разглядывали гостей, щурясь на лучины. Они потрескивали, искры изредка сыпались в чашки с водой и гасли.

— Ну… за удачу, ребята. Первый отрезок прошёл гладко, как я вижу. А это новичок? А где Гринька? Исайка?..

Исай помялся, крякнул после чарки и, прожевав кусок мяса, ответил:

— Что Гринька? Сгинул мужик. И двух недель не прохворал. Схоронили аж на Енисее. Пришлось задержаться.

— Ну что ж, мужики. В таком разе помянем раба божьего Гриньку. Отмучился, значит, — мужик опрокинул кружку в волосатый рот. Занюхал коркой хлеба и аккуратно, не роняя крошки, сжевал.

Тимошка тоже выпил и сморщился от отвращения. Но компанию поддержал. Потом торопливо попрощались и вышли на мороз. Местные тут же стали запрягать оленей, грузить тюки с рухлядью, готовясь тут же отъехать дальше. А Исай заметил Тимке:

— Ну, Тимка, радуйся. Самое главное исполнили. Теперь лишь бы олешки не устали по пути. Однако поспешим. Хозяин, трогаем?

— А чего ждать. Бывайте, ребята! — кивнул он старожилам и тронул оленей шестом. Те неохотно пошли шагом, увязая в снегу. — Назад будет легче. Всё ж какую ни есть, а дорогу мы проложили.

Брага подействовала на Тимошку. Стало не так страшно и уже не казалось, что им может грозить какая-то опасность. И олени ещё двигались вполне сносно. А потом дорога и вовсе станет лучше.

Пока добирались до ручья, несколько раз помогали толкать нарты. Олени требовали отдыха, а хозяин даже и не думал ни о чем таком. Он погонял и Исайке ничего не оставалось, как следовать за ним.

Вдруг хозяин остановил оленей и подошёл к своим спутникам.

— Мы своё дело сделали, ребята. Тут мы разъедемся. Нечего вам вместе вертаться. Исайка, вот ваши деньги. Сами посчитаете что кому. Вам ехать впереди. Тимке надо дома быть вовремя. Пояснишь ему наши уговоры. Недели через две могут понадобиться ваши силы. Ну, пока. Исай, смотри у меня…

Тимошка погнал олешек дальше, а хозяин остался. Видимо не хотел, чтобы его видели, в какую сторону отправился. Или что иное…

До Таза ехали в молчании. Тимошке очень хотелось узнать сколько ему причитается. Не спросил, терпел. А тут и Исай заговорил:

— Ты, парень деньги не шибко трать. Их у тебя не должно быть. Значит, прибереги на другое… Понимаешь, о чем я толкую? Легко можно подзалететь с тратами. Если что, то приходи ко мне, и мы с тобой погуляем, но не обязательно.

— Ты так говоришь, будто у меня уже три рубля в кармане, — недовольно буркнул юноша. — Сколько ты мне отвалишь?

— Я ещё не знаю, что у нас в кармане. Приедем и всё решим… по-честному.

— Зайду к тебе вечерком, можно?

— А как же! Буду ждать. Теперь и о празднике можно подумать. Я одного оленя пущу под нож и будем пировать. Часть мяса продам. Будет лишняя копейка.

Тимошка был доволен, и с нетерпением ожидал праздника Рождества. На этот срок отнесли и открытие церквей. Преподобный Яков посчитал, что на этом можно и себе малую толику поиметь. С миру по нитке — попу на рубаху.

Исай дал Тимошке полтинник, как и обещал, и подарил почти новую рубаху и лисью шапку. Два дня Тимка пировал у приятеля и за это получил большой нагоняй от батюшки. Грозился отлучить его, но Тимошка знал, что обещания не выполнит. Он им обходится слишком дешево, и терять такого работника поп никак не хотел.

Мимоходом Тимошка бросал на Агафью пламенные взгляды. Девка краснела, убегала, но видно было, что ей это нравилось. А Тимка щеголял в новой рубахе, нарочно распахивал кожух и мороз ему был нипочём. И нагло улыбался, поглядывая с опаской по сторонам. Глаза попадьи всегда были на страже.

Наконец настал праздник Рождества. Тимошка купил для своей Гашки платочек по своему вкусу и всё никак не мог улучить минутку для вручения. И лишь в столпотворении у церкви Троицы, что стояла в остроге, Тимка со смущением в глазах сунул платочек в руку своей Гашке. Та вздрогнула, оглянулась, и краска залила её смешливое лицо.

— С Рождеством Христовым, Гашка! — прошептал юноша и впился глазами в её