— Мама, о чем ты говоришь? — в панике и ужасе шепчу я, старательно щипая себя за бедро, в надежде проснуться. Это сон! Это всего лишь жуткий сон! — Мама! Я не хочу! Мама! Я учусь еще! И потом! Я не хочу так! Я не хочу, мама!

Последние слова я уже кричу, даже не удивляясь внезапно обретенному голосу, кричу, сглатывая слезы и ужас, схватывающий горло.

— Ты еще сама не знаешь, чего хочешь, — неожиданно жестко отрезает мама, — твои родители и родственники лучше знают, как для тебя будет лучше! Поняла? Прекрати кричать и не позорь меня больше! Мы сейчас приехать не сможем с папой, только на свадьбу, так что на сватовстве веди себя хорошо. Ясно тебе?

— Нет! Мне — не ясно! — вместо ужаса непререкаемый голос мамы пробуждает злобу, настолько редкую гостью во мне, что я сама пугаюсь своих слов, но не прекращаю говорить, — я — не согласна! Я еду обратно! Сегодня же!

— Нет, не едешь! — голос отца, как всегда, вводит в ступор, — карты я тебе заблокировал, билет назад ты не купишь, поняла? А, если приедешь, я тебя в доме запру и затем назад отправлю. К жениху! Веди себя разумно и достойно, как моя дочь, а не как шавка подзаборная! Нахваталась у своих распутниц-однокурсниц! Так и знал, что не надо было разрешать тебе учиться! Один вред! Не смей меня позорить! Я уже дал свое согласие. Рустам его подтвердит на сватовстве, поняла? Ты радоваться должна, такая честь тебе оказана, неблагодарной дочери!

— Папа… — голос у меня опять пропадает, ужас нарастает горной лавиной, — папа… Не надо, папа… Пожалуйста…

— Слушать тебя больше не хочу! Прекрати истерику и веди себя достойно! И попробуй только возразить или что-то сделать! Я тебя тогда прокляну! На порог не пущу! Не будет у меня дочери!

Трубка уже давно издает долгие гудки, а я все сижу, в шоке, не в силах поверить в происходящее.

Мои мама и папа… Вот так, легко, обманули, отдали чужим людям… Это просто не укладывается в голове. Просто не укладывается!

Я слышала истории про то, что в далеких деревнях могут выдавать девушек насильно замуж, и это порицается обществом.

Вроде как, порицается. Мы же — практически европейская страна! Мы же в Евросоюз стремимся… Так что порицается, да. Но никак не наказывается. Периодически, даже в наше время, девушки, не в силах смириться с насильным замужеством, сбегали или совершали что-то ужасное с собой… И вот это очень сильно порицалось. Потому что девушка должна быть покорна мужу, раз уж вышла за него замуж…

Средневековье, дикость… Как же так?

Эти истории шли фоном и где-то настолько далеко от меня, что я никогда не задумывалась, что могу быть их участницей. Что со мной мои самые близкие люди могут поступить подобным образом…

Я до сих пор не верю.

Но реальность такова.

Мои папа и мама просто обманули меня, отправили в незнакомую, хоть и родную, страну, в руки незнакомым, чужим людям.

Распорядились моей судьбой! Не спросив меня!

Что же мне делать теперь? Что делать?

— Боже, Нэй, сколько можно тебе звонить? — голос Лауры звенит негодованием и одновременно облегчением, — ты меня реально напугала! Я же просила сразу мне написать!

— Лэй, Лэй, послушай, — торопливо шепчу я, постоянно оглядываясь на дверь, — у меня мало времени! Лэй, я в ужасной ситуации! Помоги мне, я не знаю, что делать!

— Детка, погоди, я выйду из клуба, тут шумно, — Лаура, судя по меняющимся на экране картинкам, идет по коридору, музыка удаляется, и становится тихо.

За это время я успеваю пару раз удостовериться, что никто меня не подслушивает, и переместиться ближе к окну.

— Все, говори, Нэй, что случилось?

— Лэй, меня украли! Верней, не так! Ох… Меня выдают тут замуж! Силой!

— Погоди-погоди… — Лаура смотрит на меня непонимающе, — это как так? Ты же к родственникам…

— Родственники и выдают! — я невольно повышаю голос, но затем осекаюсь и опять пугливо смотрю на дверь.

— Постой… А родители? Родителям…

— И родители… — тут у меня на глаза опять наворачиваются слезы, предательство мамы и папы я еще толком не осознала, и испытываю сильную боль.

— Но… Нэй… Так…

Видно, что Лаура пытается собраться. Я понимаю, что, наверно, позвонила зря, судя по виду подруги, она уже выпила и вовсю веселится. А тут я, со своими звонками…

К тому же, Лаура настолько далека от моего мира, вообще от всего, что происходит здесь… Я ей не рассказывала о традициях моего народа, вообще ничего не рассказывала!!! Она считает меня немного замкнутой и диковатой, но нормальной!

А это не так, далеко не так!

Чем она сможет помочь?

Но вся беда в том, что обратиться мне совершенно не к кому! Абсолютно!

— Прости, Лаура, но я в самом деле в беде. Я не знаю, что мне делать, отец заблокировал карточки… Я не могу уехать, не могу купить билет на самолет… И отец сказал, что если я не соглашусь… Он меня проклянёт, из дома выгони-и-и-и-ит…

Я опять хлюпаю носом, не в силах сдерживаться, но Лаура неожиданно резко пресекает мою истерику:

— Нэй, хватит! Ты — совершеннолетняя, они не имеют права! Это противозаконно!

— Это бесполезно говорить, Лэй… Они меня просто не услышат… Они меня для того сюда и заманили. Просватали уже за кого-то!

— Тогда надо на них жаловаться в посольство! Ты — гражданка другой страны! Черт, Нэй, ты — гражданка Евросоюза! Они просто не смогут ничего тебе сделать! Не принудят силой! Ты запросто можешь просить поддержки у посольства!

— Здесь нет посольства… Только в столице…

Голос Лауры, бодрый, уверенный и злой, неожиданно успокаивает. В самом деле, чего я так плачу? Есть же закон… Не этой страны, а моей! Моей родины! Я родилась не здесь, я — гражданка Швеции!

— Есть телефон! У тебя есть гугл! Приди в себя, Нэй! Или… Или ты все же хочешь послушаться предков?

— Нет! Ты что? Нет, конечно!

Я и в самом деле не собираюсь покоряться воле родителей.

И теперь, во время разговора с подругой, я понимаю это вполне отчетливо. Ужас и растерянность все еще не отпустили меня, я все еще в шоке от происходящего, но… Смиряться не собираюсь, несмотря на угрозы отца.

Конечно, если я пойду в отказ, то он может выполнить свои обещания. Отказаться от меня. Но даже его проклятия и отторжение не перевешивают того кошмара, в котором я окажусь, если смирюсь.

Мне уготована здесь судьба безмолвной рабыни, самой младшей в семье, постоянно шпыняемой свекровью, а, если у мужа есть братья, старшие и женатые, дяди и другая родня, живущая с ними в одном доме, то и всеми старшими женщинами.

Мне уготована роль постельной грелки, не перечащей, молчаливой тени, пригодной только для того, чтоб следить за домом и рожать детей. Я понимаю, что, услышав мои мысли, любая добропорядочная женщина из моей страны, придет в ужас и назовет меня нечестивой и неблагодарной, но я воспитана по-другому. Я — человек, у меня есть свое мнение, свои планы на жизнь… Я хочу прожить ее по-другому!