что это не делает его пиццейным вором, но у меня на его счёт свои соображения. Для начала я собиралась мягко спросить у Игорька, по какому праву он сожрал мой шоколад.

Размышляя об этом, я забрала свою куртку и направилась к привычному месту у фонтанчика. А дальше случилось неприятное.

– Жанна! Жанна Ладыжанская, а ну-ка стой!

Меня догнала Полина-топ. Вокруг неё толпились одноклассники. Видимо, она нарочно их собрала. Все они смотрели на меня с осуждением.

– Скажи, пожалуйста, Жанна, – официальным тоном вопросила Полина, – а почему ты пришла сегодня в лёгкой куртке?

– Не твоего ума дело, – вежливо ответила я.

Если бы у меня было по десять курток на каждый сезон, как у неё, таких вопросов бы не возникло. А в куртке я пришла – дураку ясно – потому, что пуховик на балконе за ночь не высох.

– Хорошо, – торжествующе улыбнулась Полина-топ. – Тогда скажи, в чём у тебя рюкзак испачкан?!

Ну да, видали мы таких брезгливых. Лучше бы спросила, в чём он НЕ испачкан. Это Полина свой рюкзачок на пакетик ставит, а я свою торбу бросаю где придётся, поди не музейный экспонат.

Я вздохнула. Полина-топ начинала крепко меня злить. Кроме того, напрягал Толик Корнеев, на чьём лице недвусмысленно выражалось отчаяние.

Глава 9. Подозреваемый № 2

В чём у меня рюкзак испачкан? – спросила я, даже не взглянув на свой рюкзак.

Полина-топ достала платочек. Конечно, белоснежный. Даже, кажется, с монограммой. И подошла ко мне.

– Позволишь? – Она обхватила платком ручку моего рюкзака и положила его на подоконник. Так, что были видны дно и нижний угол, измазанный кетчупом.

– Это кровь моих врагов, – сказала я. – Так будет с каждым.

Полина-топ развела руками, приглашая зрителей оценить её находку и мою борзость.

– Куртку ты тоже испачкала, как и рюкзак, – объяснила Токарева. – И кажется, мы все понимаем, чем.

Она двумя пальцами извлекла откуда-то прозрачный пакетик, в котором одиноко болталась моя варежка.

– Она тоже в кет… – Полина хмымкнула и козырнула профессионализмом: – Испачкана в веществе, напоминающем кетчуп.

Вот именно! Напоминающем. Варежку я потеряла до вылазки в мусорный бак. А испачкала её в краске, ещё в начале зимы, когда под старую лавку за йо-йо лазила. Оказалось, на нём всё равно верёвочки нет.

Полина-топ держала пакетик с таким видом, что рассказывать про негодный йо-йо было равносильно признанию вины. Какая же чушь бредовая! Не думает же Полина и в самом деле, что я пиццу в пуховике и варежках воровала?

Я таращилась на одноклассников и подгрёбших на шум «бэшек». Полина торжествующе улыбалась, Андрей Степанов смотрел на мой рюкзак, как будто в нём лежала чья-нибудь отрезанная голова.

– Нет, – вдруг откашлялся Степанов. – Жанна здесь ни при чём.

Полина-топ раздула прекрасные благородные ноздри.

– А я никого и не обвиняю, – сказала она таким тоном, что меня затошнило. – Я всего лишь… интересуюсь.

Это была адская манипуляция общественным сознанием. Она действительно не обвиняла меня прямо. Она просто дала всем понять, что пиццы украла я. Я же – известная замарашка. Само собой, если я что украду, то перемажусь до ушей. Но, поскольку факт кражи доказать нельзя, всем придётся рано или поздно тихо разойтись. С убеждённостью в моей подлости.

Народ ждал, когда я начну оправдываться. Я нашла взглядом Толика Корнеева. Он стоял рядом с Полиной-топ и совершенно очевидно страдал. Как будто я его разочаровала. Я шагнула к нему вплотную.

– И ты, Толик?! – спросила я.

Его перекосило. В руках Толик сжимал телефон, и я знала, о чём он думает. Я сама, буквально урок назад, прислала ему подтверждение. Мусорная пицца, которая должна была служить мне вишенкой на торте, сыграла роль тухлой селёдки. Интересно, он уже показал фотографию Полине-топ? Или пожалел меня, благородный рыцарь?

Если одноклассники увидят фотографию, то мне можно сразу в другую школу переводиться. А если не увидят… значит, Толик пошёл против принципов справедливости. А принципы справедливости в Корнееве таковы, что проще сразу в другую школу перевестись.

Я смотрела прямо ему в глаза. Долго смотрела. Я пыталась понять, осталась ли в Толике ещё хоть капля здравого смысла и… может быть, жалости. Когда он говорил, что готов мне помогать, это распространялось на сокрытие преступления? Ну давай, Корнеев, скажи что-нибудь. Он сжал губы и опустил взгляд.

– Катись ты, Толик. – Я сдёрнула с подоконника свой рюкзак и вышла на улицу.

Никто за мной не последовал. Я постояла на крыльце, щурясь на уже почти весеннее солнце, обошла школу по кругу и вернулась через спортзал. Я немного посмотрела, как тренируются баскетболисты, и, не отдавая себе отчёта, прошла вдоль стены по направлению к столовой. Меня манил булочный запах, и я начала жалеть об утерянных сосисках. Хотя… утеряны они были весьма своеобразно – это дало пищу моему мозгу. Но не желудку, к сожалению.

В дверях столовой я очнулась. Денег всё равно не было. Я застонала от жалости к себе. Теперь-то я знала, как чувствуют себя изгои – несправедливо обвинённые, без гроша в кармане… Я скорбно оглядела подносы с выпечкой и упёрлась взглядом в осуждающее лицо милой женщины.

– Ты! – рявкнула она. – Опять будешь мне очки втирать! Вот я матери расскажу, как ты в школе подворовываешь.

Ах, если бы… Матери я и сама всё рассказала бы. И не стояла бы сейчас с выкаченными глазами и открытым ртом. Неужели Полина-топ запустила тяжёлую артиллерию? Дежурный по столовой предатель посодействовал?? Про меня уже и повара знают??? Я дышать разучилась. Натурально стояла и хватала воздух губами, как золотая рыбка. А потом не выдержала и села на стул.

Похоже, это был тот самый случай, когда удары судьбы добивают человека. Видимо, добитость так меня припечатала, что повариха перестала ругаться и замерла, пристально меня разглядывая. А потом подошла к столу и поставила передо мной стакан компота.

– Спа… – Я поскорее стала пить компот, чтобы не расплакаться.

Она разгладила на животе халат и тяжело присела рядом:

– Тебя… дома не обижают?

Ну отлично, приехали. Я выгляжу так, будто меня дома бьют. И, наверное, не кормят совсем.

Нет-нет, я зверски замотала башкой. Дома меня точно не обижают. Там у меня есть своя комната, в смысле офис, и…

– Дома у меня Чума, – от души поделилась я.

Её лицо на секундочку погрустнело:

– Ничего. – Она смахнула крошки со стола. – Всё будет хорошо.

Я допила компот