Он отъелся наконец. Со временем вообще плюнул на фанеру, корячиться на производстве перестал, перешел в нерабочий отряд. Авторский труд кормит неплохо. Нет, много у них и мужиков с семьями, с невестами, которые не рыпаются, не разменивают любовь, чтобы по мелочи одаривать ею кого попало. Которые пишут только своим. И они в его услугах попросту не нуждаются. Они платят, чтобы поговорить с супругой по телефону, и пишут ей длинные и короткие, грамотные и безграмотные письма. Но пишут самостоятельно. Письмо женщине, которую действительно любишь, никогда не доверишь чужим рукам. А его контингент — жулики и проходимцы. Он — не Писатель, а просто мастер фальшивок. Но работы у него хватает.

И что с того, что он состряпал уже сотни писем, которые вызвали у адресатов необходимые эмоции и подвигли их к необходимым действиям? Ведь для себя написать письмо он не может. Чужой, незнакомой, неважной — ему ничего не стоит накропать признание, от которого у нее захватит дух. Потому что на нее ему плевать. Когда на кону конфеты и пряники, рисковать несложно. А когда твоя собственная жизнь… Тут посложнее будет.

Он думал: начну так же, как начинал уже много раз: «Любимая, я должен тебе кое в чем признаться…» — и пойдет-поедет. Но не получалось. Весь этот его хваленый дар покидает его без следа, стоит только подумать о том, чтобы написать «я тебя люблю» не какой-то женщине, а ей.

И он трясется как в лихорадке, стоит только подумать о том, чтобы сказать правду: «Вика, я тебя люблю. Не всех тех, с кем мне так легко быть пылким, настойчивым и страстным, а тебя одну. Люблю, несмотря на то, что ты со мной сделала, и, вероятно, буду любить всегда. Я не спрашиваю тебя, что мне делать с этим, просто хочу, чтобы ты знала».

P. S. Кстати, за все время на зоне он не написал ни одного письма мужчине. Все они были адресованы только женщинам.

Василь

Если честно, потоп был Василю даже на руку. Недавно пробежала между ними кошка, и отношения, которые были вполне приятными, немножко разладились. Василь сам до конца тогда не понял, что случилось, но после инцидента Виктория стала его избегать, и так продолжалось до сегодняшнего дня. А тут — потоп, который их вроде как свел вместе и заставил пообщаться. Улыбками своими этими и пирожными она как бы дала ему понять, что зла не держит и все между ними путем.

Случилась-то, если рассказывать в двух словах, сущая ерунда — он ей отдал ее туфли, которые отремонтировал. А она брать их отказалась, да еще накричала на него…

Этой весной (время было утреннее, светило солнце) Василь в хорошем настроении выкраивал лекало. Он резал ножницами картон и иногда поднимал глаза, чтобы посмотреть на Ивана и его молодую жену, которые с утра ходили по комплексу. Настроение у Ивана и Виктории было прекрасное. Иван себе обычно никаких шалостей не позволял, всегда был чопорный, а тут расхаживал, держа жену за руку при всем народе. Она смеялась глупо и счастливо. Светлые кудряшки ее растрепались, и на вид ей было лет восемнадцать, не больше. Люди, глядя на них, улыбались. Вот вам хороший пример того, что деньги не всегда помеха чувствам. Но настроение-то он, Василь, Вике в тот день подпортил, да еще как.

Свет из недавно отмытых окон заливал коридор, бликовал на белой блузке Виктории. Когда хозяева прошли мимо ремонта в очередной раз, что-то щелкнуло у Василя в голове. Так щелкает, когда ты внезапно вспоминаешь, что забыл выключить дома утюг или плиту. Причина его беспокойства была Виктория. С ней что-то было не так, только он не мог понять, что именно. Потом понял — и обалдел.

Волосы у нее теперь белые. И стала она худая-худая, одна кожа да кости. Повзрослела, похорошела, лоск женский приобрела. И лицо изменилось как-то. Но это точно она — девчонка-брюнетка, что сдавала ему три года назад синие туфли-лоферы. То, что она их не забрала, — не странно. Зачем Виктории теперь какие-то потертые лоферы, у нее босоножек и туфелек, наверное, целый вагон. Что по-настоящему удивило его — это изменения, которые произошли с ней. Он даже подумал, что ошибся, но нет — это была ты самая девчонка. Что же надо сотворить с собой, чтобы он, Василь, клиента своего не узнал?

В общем, он решил: худая ли она или толстая, нужны ей эти туфли или нет, но вернуть их все равно надо. Получается, он их присвоил. И вроде бы он тактично себя повел — дождался, пока Иван отлучился, и только тогда ее окликнул. Она подошла, все еще улыбаясь, но, когда он туфли ей протянул со словами: «Это же ваши? Что же не забираете?» — улыбка у нее сразу стерлась. Она даже побледнела. «Нет, не мои», — сказала. Он нет чтобы сразу заткнуться, сдуру зачем-то ляпнул: «Да как же не ваши, я же помню. Я вас просто не узнал, вы по-другому совсем выглядели». Она руками всплеснула: «Может, и мои, и что? Я всего упомнить не могу. Может, и сдавала, так когда это было. Вы б еще Первую мировую войну вспомнили». А сама нервно оглядывалась, не идет ли Иван. И глаза злющие такие… Понял он, что зря туфли достал. Что не те воспоминания вызвал, какие нужно. «Так вам их не надо?» — спросил только. «О боже, нет, выкиньте их, если хотите. — Она вежливо улыбнулась и, увидев, что возвращается муж, сменила тему: — И кстати, Василий, эта ваша работница, — как там ее, — без санитарной книжки тут сидит, я понимаю? Вы бы урегулировали этот вопрос. Иначе ее придется уволить».

Он вернулся в ремонт и сел за стол, но так был расстроен, что за работу сразу приняться не мог. Вышла из подсобки Ульяна с застывшим мрачным лицом. «Вы про меня говорили», — сказала. «Да не про тебя», — попытался он соврать, но Ульяна покачала головой: «Не трудитесь, Василий Эдуардович, я все слышала. Я знаю, что она хочет, чтобы меня уволили. И знаю за что». Повернулась медленно так, напоказ, и ушла. Он только рукой махнул и вернулся к своей подошве. За одну минуту обидеть двух женщин — это кажется, рекорд, Василь.

Вика с тех пор смотрела на него с прохладцей, разговаривать перестала. А сегодня вроде как оттаяла немного, и это хорошо. Он всегда ее уважал. А что за туфли и что за дела были у нее до свадьбы, про которые мужу знать не полагается, — его не касается. Забыли, проехали.

* * *

«А помните, Василий Эдуардович, как я к вам на работу приходила устраиваться?» — спросила Ульяна. Еще бы не помнить. Она тогда такой неумной ему показалась. Объявление, которое он повесил: «Требуется помощник. С опытом работы!!!», читала, будто оно на китайском. Сколько раз идет, столько раз читает. И все не решалась зайти внутрь. Постоит, шевеля губами, и уйдет. На следующий день опять придет. Думала, он ее не замечает. А ему этот свитер ее оранжевый уже примелькался.

Наконец осмелела, зашла, призналась, что ищет подработку возле дома, такую, чтобы не на целый день. Намекнула, что какие-то у нее обстоятельства, из-за которых она не может работать в офисе. Конечно, куда ей в офис. Там такую тетеху сожрут в два счета молоденькие акулки на каблуках и в деловых костюмах. В офисы в таких свитерах не берут, уборщицами если только. Хотя могла бы сделать из себя кого поинтереснее. Свитер свитеру тоже рознь, можно найти такой, который тебе по цвету подойдет. Лохмы опять же как-то наверх можно убрать. Рот нарисовать покрасней. И будешь в приличном виде.