Я сползла на своем сиденье пониже, хотя и знала, что меняона первой не вызовет. Мне просто хотелось быть уверенной, что она понимает моичувства. Юноша, сидевший рядом со мной, поднял руку, выручив всех остальных.Мама улыбнулась:

— И вас зовут мистер...

— Мор. Балтазар Мор.

Прежде всего, он выглядел как человек, который с гордостьюносит имя «Балтазар», и никто над ним не смеется. Ему шло это имя. Онопределенно чувствовал себя очень уверенно и был готов ответить на любойзаданный мамой вопрос, причем не раздражающе уверенно, как большинство парней вклассе, а просто уверенно.

— Что ж, мистер Мор, если бы вам пришлось обобщить причиныАмериканской революции, как бы вы их сформулировали?

— Последней каплей стало налоговое бремя, навязанноеанглийским парламентом. — Он говорил спокойно, почти лениво. Балтазар былкрупным и широкоплечим настолько, что едва умещался за старомодной деревяннойпартой. Он неохотно изменил позу на учтивую, словно предпочел бы весь деньпросидеть развалившись, а не выпрямившись как полагается. — Разумеется, людитакже беспокоились за свою религиозную и политическую свободу.

Мама вскинула бровь:

— Значит, Бог и политика важны, но деньги, как всегда,правят миром. — В классе раздались негромкие смешки. — Пятьдесят лет назад ниодин американский учитель не заикнулся бы про налоги. Сто лет назад весьразговор крутился бы вокруг религии. Сто пятьдесят лет назад ответ зависел быот того, где вы живете. На Севере вам бы рассказывали про политическую свободу.На Юге вам бы объясняли про свободу экономическую — каковая, безусловно, быланевозможна без рабства. — Патрис что-то грубовато буркнула. — И конечно, вВеликобритании нашлись бы те, кто описывал бы Соединенные Штаты Америки как эксцентричныйинтеллектуальный эксперимент, обреченный на неудачу.

Теперь смеялись чуть громче, и я поняла, что мама ужезавладела классом. Даже Балтазар ей почти улыбался, причем так, что я едва незабыла про Лукаса.

Ну, не совсем. Но смотреть на эту его ленивую усмешечку былоприятно.

— И мне бы хотелось, чтобы в первую очередь вы воспринималиисторию именно так.

Мама подтянула вверх рукава кардигана и написала на доске:«Эволюция трактовок».

— Суждения людей о прошлом изменяются точно так же, какменяется настоящее. Картинка в зеркале дальнего вида изменяется каждую секунду.Чтобы понимать историю, недостаточно хорошо знать даты и места событий; яуверена, большинство из вас это знают. Но вы должны разбираться в различныхтрактовках, которые давались историческим событиям в разные века, — этоединственный способ получить проекцию, которая в состоянии выдержать испытаниевременем. Вот на этом мы и сосредоточимся в течение нынешнего учебного года.

Все открыли тетради, а я продолжала зачарованно смотреть намаму. Потом сообразила, что мне тоже нужно записывать. Конечно, мама меня оченьлюбит, но на экзамене завалит скорее, чем любого другого.

Время шло, ученики задавали вопросы, откровенно подвергаямаму проверке, — и им нравилось то, что они видели. Их ручки летали потетрадкам, делая заметки куда быстрее, чем умела писать я, и мне то и делоказалось, что пальцы мои вот-вот сведет судорогой. До сих пор я даже непредставляла, насколько у тех, кто учится со мной, развито стремление ксоперничеству. Нет, не совсем так — я и прежде замечала, что они соперничают внарядах, романтических отношениях и прочих вещах. Эта их жадность словнодрожала в воздухе, но мне и в голову не приходило, что они будут соперничать ив учебе. Но оказалось, что в «Вечной ночи» каждый ученик хотел быть первымабсолютно во всем.

То есть, как вы понимаете, тут нет никакого давления.

— Твоя мать — это просто фантастика! — восторгалась Патрис,когда после урока мы шли с ней по коридору. — Она видит всю картину целиком,представляешь? А не только свое персональное крохотное окошко в мир. На светемало людей, обладающих таким подходом.

— Да. В смысле — мне бы хотелось стать такой, как она.Когда-нибудь.

И тут из-за угла появилась Кортни. Она стянула свои белокурыеволосы в конский хвост, от чего брови ее выгнулись еще презрительнее. Патрисзамерла: очевидно, ее дружеское расположение ко мне не распространялось слишкомдалеко, и она не собиралась защищать меня перед Кортни. Я приготовиласьуслышать очередное ехидное замечание блондинки, но она неожиданно улыбнуласьмне, не пытаясь скрыть, однако, что отнеслась ко мне лучше, чем я тогозаслуживала.

— Вечеринка в эти выходные, — сказала она. — В субботу. Уозера. Через час после отбоя.

— Хорошо, — Патрис пожала одним плечиком, будто еесовершенно не волновало то, что ее приглашают на самую, вероятно, класснуюосеннюю вечеринку в «Вечной ночи» — во всяком случае, лучшую до Осеннего бала.

Или официальные танцы — это не круто? Мама и папа всегдаподчеркивали, что Осенний бал — это самое грандиозное событие года, но я ужеубедилась в том, что их представление о «Вечной ночи» достаточно сомнительно.

Я так глубоко погрузилась в мысли о балах и о том, насколькоони круты, что забыла ответить Кортни. Она сердито смотрела на меня, явнораздраженная тем, что я не кинулась изливаться в благодарностях.

— Ну?

Будь я чуть похрабрее, я сказала бы ей, что она сноб изануда и что у меня есть дела поинтереснее, чем ее вечеринка. Но вместо этогосумела только выдавить из себя:

— Гм... да. Здорово. Это будет здорово.

Кортни поплыла дальше, ее белокурый хвост раскачивался изстороны в сторону. Патрис ткнула меня локтем в бок.

— А я тебе говорила. Тебя обязательно примут, потому чтоты... ну, ты их дочь.

Нет, ну скажите, каким лузером нужно быть, чтобы добитьсяпопулярности в старшей школе исключительно за счет родителей? Но я не моглапозволить себе роскошь воротить нос, независимо от того, каким образомдобиваюсь того, чтобы меня приняли в свой круг.

— А что это будет за вечеринка, а? В смысле — на улице?Ночью?

— Ты же бывала на вечеринках раньше, да? — Каким-то образомПатрис удалось это произнести так же неприятно, как Кортни.

— Конечно бывала. — Я имела в виду собственные детские днирождения, но Патрис совсем не обязательно это знать. — Я просто думала... ну...там ведь и выпивка будет, да?

Патрис расхохоталась, будто я сказала что-то забавное.

— О Бьянка, пора уже и повзрослеть!

И направилась в сторону библиотеки, причем у меня возниклоощущение, что меня она с собой не пригласила, поэтому я в одиночестве поплеласьв нашу комнату.

«Иногда мои родители бывают по-настоящему классными, —думала я. — Неужели на мне природа отдыхает?»

Родители говорили, что я привыкну к системе, и когда этослучится, «Вечная ночь» станет нравиться мне больше.