Старый телевизор нужен мне для того, чтобы соорудить собственный ускоритель частиц. Это такое устройство, которое ускоряет движение субатомных частиц и увеличивает вероятность их столкновения. Самый масштабный ускоритель в мире называется Большой адронный коллайдер. Это кольцо из сверхпроводящих магнитов длиной двадцать семь километров, строительство которого обошлось в четыре с половиной миллиарда фунтов. С его помощью учёные рассчитывают раскрыть тайны Вселенной. Ну а я мастерю свой собственный ускоритель из вот этого подержанного телевизора, который папа купил мне на интернет-аукционе за 99 пенсов.

С трудом затащив этот громоздкий ящик вверх по лестнице, папа спросил, почему я не согласилась на телевизор полегче, с плоским экраном. Пришлось объяснить, что это из-за кинескопа: мне нужна катодная трубка и в старых телевизорах она есть, а в более современных – нет. Внутри катодной трубки располагается проволока, которая при нагревании испускает крохотные субатомные частицы – электроны. При ускорении эти электроны образуют направленный пучок – луч, и под действием магнитных катушек он отклоняется, пока не попадёт в заднюю стенку телевизионного экрана. Она покрыта особым веществом – люминофором, который светится при попадании в него электронов, и именно эти крохотные цветные светящиеся точки и создают изображение на экране.

Я включаю то, что осталось от старого телевизора. С негромким гудением кинескоп пробуждается к жизни. Я пристально смотрю на экран, но вместо Скуби-Ду в центре экрана появляется белое пятнышко. Это и есть электронный луч.

Пошарив рукой позади себя, я подтаскиваю поближе обувную коробку с научным оборудованием. Откладываю в сторонку лежащий сверху счётчик Гейгера[4] – сейчас он мне не нужен – и долго копаюсь в недрах коробки, пока не нахожу то, что искала. Подношу магнит сбоку к катодной трубке и смотрю, как белое пятнышко на экране смещается вверх. Отвожу магнит в сторону – и пятнышко возвращается в центр экрана. Всё работает. Магнит отклоняет направление электронного луча.

Я закрываю глаза, стараясь зрительно представить себе, что происходит. Примерно два столетия назад учёный по имени Майкл Фарадей показал, что вся Вселенная словно невидимой паутиной пронизана полями. Когда я приближаю магнит к кинескопу телевизора, эти невидимые паутинные сети смещаются, искривляя путь электронов и направляя их к краю экрана. Я воображаю себе тончайшие паутинные нити, которые тянутся во все стороны, чутко вздрагивая в ответ на любые нарушения порядка во Вселенной. Потом открываю глаза. Даже свет – всего лишь колебание этой паутины, протянувшейся сквозь пространство.

Я вздыхаю, выключая телевизор. Мне казалось, что, когда мне исполнится десять, всё как-то изменится, но пока я чувствую себя точно так же, как и вчера. Торчу в своей комнате и размышляю о науке, а Лили закрылась у себя наверху и знать меня не хочет.

Миссис Брэдбери говорит, что если Вселенная действительно бесконечна, значит, где-то в ней есть другая галактика, во всём похожая на нашу. Это потому, что раз атомы могут сочетаться столь многими способами, образуя звёзды, планеты, людей и всё прочее, то в бесконечной Вселенной их сочетания будут то и дело повторяться, но в случайном порядке. Иными словами, в бесконечной Вселенной существует бесконечное множество Мейзи – таких же, как я. И я готова поспорить, что у любой из них десятый день рождения проходит веселее, чем у меня.

Из-за закрытой двери моей комнаты доносится перестук шагов – Лили спускается по лестнице. Я напряжённо замираю в своей пещере Бэтмена, ожидая, что вдруг она зайдёт, чтобы извиниться за то, как грубо повела себя за завтраком. Но вместо стука в мою дверь я слышу, как громко хлопает дверь ванной.

Лили никогда не извиняется.

Я выбираюсь из своей лаборатории под кроватью-чердаком, подхожу к двери комнаты и распахиваю её. Напротив, через лестничную площадку, – плотно закрытая дверь ванной. Я мнусь на пороге, пытаясь решить, что делать дальше.

Может, если я случайно столкнусь с Лили, когда она выйдет из ванной, она согласится побыть со мной? В конце концов, сегодня же мой день рождения. Мы могли бы поиграть вместе в какую-нибудь видеоигру, или пойти в сад, похихикать над тем, как папа путается в деталях сборной беседки, или даже…

Из ванной доносится приглушённый плач Лили.

Примерно секунду я прислушиваюсь, ещё не на сто процентов уверенная, что это за звуки, но потом слышу ещё один долгий, судорожный всхлип и голос Лили, едва ли громче шёпота: «О, господи…»

Внезапно встревожившись, я тихонько стучу в дверь ванной:

– Лили? Ты в порядке?

Никакого ответа.

Снизу, из кухни, доносится жужжание блендера: мама по-прежнему занята готовкой, но в ванной стоит полная тишина.

– Лили? – снова зову я, стуча чуть громче и прижимаясь ухом к двери. – Хочешь, я позову маму?

Дверь ванной распахивается, и Лили смотрит на меня в упор. Глаза у неё красные от слёз, с тёмными кругами.

Я только собираюсь снова спросить, всё ли с ней в порядке, как она хватает меня за футболку и втаскивает внутрь.

– Лили, это ты? Ты должна мне помочь. Ты просто не поверишь, что случилось.

– Мейзи?

Голос сестры на том конце линии искажён эхом и звучит как-то непривычно.

– Лили, ты где? – всхлипываю я, держась изо всех сил, чтобы не разреветься. – Я проснулась, а дома никого нет. Мама, папа и ты тоже – вы все меня бросили, и я уже не понимаю, что происходит.

Лили в телефоне негромко произносит слово, из-за которого у неё точно были бы большие проблемы, услышь его мама.

– Лили, здесь творится что-то очень, очень странное. Всё исчезло. Весь мир снаружи пропал, и вместо него осталась только темнота. И мне кажется, она скоро доберётся и до меня. – Горячие слёзы текут у меня по лицу, слова льются бессвязным потоком. – Я уже не понимаю, что реально, а что нет. Я застряла в этом кошмаре и не знаю, как из него выбраться.

– Мейзи. – Теперь голос Лили доносится до меня словно из далёкой дали, его то и дело прерывают какие-то трескучие помехи, и я едва разбираю, что она говорит. – Мне так жаль. Я обязательно всё испра…

Её прерывает на полуслове высокий, пронзительный электронный визг. Этот скрежещущий звук так больно бьёт по ушам, что я резко отдёргиваю трубку в сторону. Потом он вдруг смолкает. Я снова быстро прижимаю телефон к уху:

– Лили, ты меня слышишь?

Ответа нет. В трубке нет даже гудка. Только глухая тишина, которая тянется и тянется бесконечно.

Всхлипывая, я торопливо жму на кнопку повторного набора номера.

Ну пожалуйста, Лили, вернись.

Но линия мертва – не отзывается даже автоответчик.

Едва не воя от разочарования, я с шумом втыкаю трубку обратно в базу. Фигурка кошки на краю стола вздрагивает от удара, качается и падает. Я делаю выпад вперёд, чтобы подхватить стеклянную кошку, которая, задрав похожий на каплю толстый хвост, летит вниз. Но не успеваю: статуэтка падает на пол и разлетается на куски.