Первая мысль – набрать 999, номер экстренных служб. Ведь ситуация у меня действительно экстренная, верно?

Но потом я задумываюсь: что я скажу, если мне ответят? «Меня зовут Мейзи Дэй, и я живу в доме двенадцать по Стейшн-роуд. Вся моя семья исчезла, а наш дом висит в бесконечной пустоте, которая только что поглотила кухню»? Интересно, какая именно экстренная служба способна уладить эту проблему?

Если я хочу выяснить, куда подевались мои родные – значит, именно им я и должна позвонить. Родным.

Я нажимаю кнопку вызова и быстро набираю номер маминого мобильного.

– Ну же, давай, давай, – бормочу я, дожидаясь соединения.

Но вместо гудков вызова я слышу щелчок и роботизированный голос автоответчика: «Абонент находится вне зоны доступа. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала».

БИ-ИП.

– Мам, это я, Мейзи, – выпаливаю я, захлёбываясь слезами. – Где ты? Где все? Мне очень нужно, чтобы вы скорее вернулись и… – Закончить я не успеваю: телефон снова переключается на длинный гудок.

Я снова нажимаю кнопку вызова и лихорадочно набираю мобильный папы – но для того, чтобы снова услышать тот же механический ответ: «Абонент находится вне зоны доступа. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала».

Я больше не могу сдерживаться и кричу в голос.

Никто не ответит на мой звонок. Никто не придёт и не спасёт меня. Я здесь в западне – где бы ни находилось это здесь, – и выхода из неё нет.

Остался лишь один человек, которому стоит попытаться дозвониться. Дрожащими пальцами я набираю последний номер, который помню наизусть. Даже не утирая слёз, я жду, что мне отзовётся лишь тот же самый автоответчик, но вместо него слышу гудки вызова. Не в силах поверить, я прижимаю телефон к уху и молюсь, чтобы кто-нибудь взял трубку.

Гудки обрываются, и на другом конце линии я слышу голос моей сестры:

– Алло?

– И заодно скажи своей сестре, чтобы позвонила мне, – доносится до меня ворчливый бабулин голос. – Мне что, до самого ужина ждать, чтобы поговорить со своими внучками?

Ну да, у нас ещё только утро, а бабушке Пегг скоро пора ужинать. Это потому, что она живёт в Австралии. Она переехала туда, когда я была ещё совсем маленькой, поэтому виделась я с ней всего пару раз в жизни. Перелёт до Австралии стоит кучу денег.

Однажды, когда мне было шесть лет, мы ездили туда в отпуск, но я мало что помню. Разве только кенгуру и коал, которых видела, когда бабушка Пегг водила меня в зоопарк.

Но я всё равно разговариваю с бабушкой почти каждые выходные, потому что она вечно звонит маме, чтобы пожаловаться на то, что в местных магазинах невозможно купить правильный мармайт[2] и какие огромные там пауки. Однажды она позвонила чуть ли не в истерике из-за того, что обнаружила смертельно ядовитого паука в собственных панталонах, которые вывесила на просушку после стирки.

Папа тогда сказал, что сочувствует пауку, и мама его стукнула.

Мама всё время пытается уговорить бабушку Пегг пользоваться для связи компьютером, но та не признаёт новых технологий.

– Ты меня слышишь, Лили? – Бабушкин голос слегка отдаётся эхом, отражаясь от спутника.

– Слышу, бабуль. И я Мейзи.

– Вот умничка. Как там у тебя дела в школе?

Бабушка всё время забывает, что я больше не хожу в школу. И часто путает меня с Лили. Она вообще много чего путает. Наверное, поэтому мама так хочет, чтобы она вернулась обратно в Великобританию и жила вместе с нами.

– Отлично, – говорю я. Это проще, чем снова объяснять ей, что я учусь в Открытом университете, получаю степень по математике и физике. Она так гордилась, когда я оказалась самой юной студенткой, сдавшей все экзамены на высший балл, но теперь, наверное, она и об этом забыла.

– Что ж, хорошенько учись дальше и не забудь прислать мне фотографии с твоего дня рождения.

– Обязательно, бабуль.

– Пока, Мейзи.

– Пока, бабуль.

Я кладу трубку на место и задеваю локтем статуэтку кошки, стоящую рядом на угловом столике. Какую-то секунду фигурка из синего стекла опасно раскачивается, но я успеваю подхватить её до того, как она упадёт на пол.

Я вздыхаю с облегчением: ещё бы чуть-чуть – и… Мама коллекционирует фигурки кошек, и эта её любимая. Она говорит, папа купил её на блошином рынке во Флоренции, когда они проводили там медовый месяц. Похоже, это винтажное муранское стекло. Мама придушила бы меня, если б я его разбила.

Я осторожно ставлю статуэтку обратно на столик и выглядываю за дверь. Отсюда слышно, как мама хозяйничает на кухне. Оттуда пахнет свежей выпечкой, и мне снова хочется есть, хотя я только что позавтракала. Я смотрю на свои наручные часы. Ещё больше двух часов ждать, пока гости начнут съезжаться на праздник и дадут мне возможность наконец открыть подарки.

Альберт Эйнштейн как-то сказал, что, если держать руку на раскалённой печи, одна минута покажется часом, а если вы сидите с хорошенькой девушкой – один час пролетит как минута. Это и есть относительность. Правда, по-моему, ещё немного отдаёт сексизмом.

Но сейчас, ожидая начала праздника, я чувствую себя так, словно путешествую со скоростью, близкой к скорости света. Потому что, как гласит специальная теория относительности Эйнштейна, для того, кто движется со скоростью света, время течёт медленнее относительно того – то есть по сравнению с тем, – кто стоит неподвижно. Скорость света всегда одна и та же – 299 792 458 метров в секунду, но время и пространство могут меняться в зависимости от местоположения наблюдателя. Скажем, если я сяду в космический корабль, улечу с Земли и облечу галактику со скоростью, близкой к скорости света – просто чтобы скоротать пару часов до того, как соберутся гости, – время для меня замедлится относительно всех тех, кто остался на Земле. На борту космического корабля я не буду чувствовать, что оно течёт медленнее, я буду думать, что моё путешествие займёт лишь два часа, но когда я вернусь на Землю, готовая приступить к празднованию, то окажется, что прошли уже целые десятилетия. Вся моя семья состарится на пятьдесят лет – даже Лили будет старушкой, а мама с папой, скорее всего, уже умрут.

Тряхнув головой, чтобы прогнать эти пугающие мысли, я направляюсь к лестнице. Раз родители так заняты приготовлениями к моему празднику, а Лили, как всегда, сбежала, я просто побуду в своей комнате.

Если смотреть с порога, моя комната выглядит вполне нормально: кровать-чердак, стол, гардероб и книжные стеллажи, всё в приятном лиловом и сером цветах. Но самое интересное находится под кроватью: именно там я провожу свои эксперименты.

Забросив наверх свисающий край клетчатого покрывала, я забираюсь в подкроватное пространство. Оно чем-то напоминает ТАРДИС[3] из комиксов: может, внутри оно и ненамного больше, чем кажется снаружи, зато сюрпризов в нём определённо хватает. Отпихнув в сторонку внутренности старого разобранного телевизора, я включаю лампу и обозреваю свои последние достижения.