У меня по шее побежали мурашки, поднимая волосы дыбом. Япоежилась. Что там в корзине? Зазывала у входа говорил, что там – гигантскаякобра, но ни одной змее в мире такая большая корзина не нужна. Даже анаконде,самой большой змее в мире, не нужен контейнер десяти футов высоты и двадцати футовширины.

Что-то коснулось моего плеча. Я вздрогнула и резкообернулась. Стивен стоял почти вплотную и улыбался.

Я проглотила сердце, которое готово было вырваться изглотки, и полыхнула на него взглядом. Я так не хотела пускать его к себе заспину, а тут дала просто подкрасться. Умница ты, Анита, просто умница. И потомучто он меня напугал, я на него обозлилась. Но лучше быть обозленной, чемиспуганной.

– Жан-Клод там, внутри, – сказал он. У него на лицебыла улыбка, но в глазах очень человеческий проблеск смеха.

Я набычилась на него, зная, что веду себя по-детски, и плюяна это.

– После тебя, мохнатолицый.

Смех пропал. Он посмотрел на меня очень серьезно.

– Как ты узнала?

Голос у него был робкий и неуверенный. Многие ликантропыгордятся своим умением сойти за человека.

– Это было просто.

Что не было полной правдой, но я хотела его уесть.Ребячески, некрасиво. Но честно.

У него вдруг сделалось очень юное лицо, а глаза наполнилисьнеуверенностью в себе и болью.

А, черт!

– Послушай, я много времени провела среди оборотней. Япросто знаю, что искать, понимаешь?

И чего я стала его утешать? А того, что я знаю, каково это –быть чужаком. Я поднимаю мертвых, и многие люди из-за этого относят меня кмонстрам. И бывают дни, когда я с ними согласна.

Он все еще таращился на меня, и задетые чувства смотрели изего глаз открытой раной. Все, если он заплачет, я ухожу.

Он повернулся, не говоря больше ни слова, и вошел в открытуюдверь. Я минуту стояла, глядя в проем. В толпе послышались ахи и вскрики. Яповернулась посмотреть. Это была змея, но это не была самая большая в мирекобра. Это была вообще самая большая в мире, мать ее так, змея. Тело ее вилосьтусклой серо-черной с желтовато-белым полосой. Чешуя блестела на свету. Головабыла в фут длиной и шириной в полфута. Таких больших змей просто не бывает. Онараздула клобук размером со спутниковую антенну. Потом зашипела и высунула язык,как черный бич.

У меня в колледже был семестровый курс герпетологии. Будьэта змея футов восемь или меньше, я бы сказала, что это египетская ленточнаякобра. Латинского названия я не могла бы вспомнить даже ради спасениясобственной жизни.

Женщина упала ниц на землю перед змеей. Символ повиновениязмее. Ей богу. О Господи Иисусе!

Женщина встала и начала танцевать, и кобра наблюдала за ней.Женщина стала живой флейтой, за движениями которой следовала эта близорукаятварь. Мне не хотелось видеть, что случится, если женщина собьется. Яд неуспеет ее убить. Клыки были такого размера, что пронижут ее, как копья. Онаумрет от шока и кровопотери куда раньше, чем начнет действовать яд.

Что-то нарастайте на этом ринге. Я спинным хребтом ощутиланапряжение магии. Должно ли было это волшебство сдержать змею, или вызвать ее,или это была сама змея? Была ли сила у нее самой? Я даже не хотела знать, чтоона такое. Она выглядела как кобра, может быть, самая большая в мире, но у меняне было для нее слов. Может быть, подошло бы слово “бог” с маленькой буквы, ноэто все равно было бы неточно.

Я потрясла головой и отвернулась. Не хотела я смотреть этопредставление. Не хотела стоять в потоке мягко и холодно текущей магии. Еслизмея опасна, Жан-Клод держал бы ее в клетке. Верно? Верно.

Я отвернулась от заклинательницы змей и самой большой в мирекобры. Я хотела поговорить с Жан-Клодом и свалить отсюда к чертовой матери.

Дверной проем заполняла тьма. Вампирам свет не нужен. Аликантропам? Я не знала. Господи, сколько еще надо узнать. Жакет я расстегнуладо конца, чтобы быстрее выхватить оружие. Хотя, честно говоря, если сегодня мнепонадобится выхватывать оружие, да еще и быстро, то я по уши влипла.

Я сделала глубокий вдох и полный выдох. Нет смысла тянуть. Япрошла в дверь, в ждущую темноту, и не оглянулась. Не хотела смотреть, чтопроисходит на ринге. Честно говоря, не хотела смотреть и на то, что в темноте.А выбор был? Вряд ли.

Комната была похожа на шкаф, перегороженный повсюдузанавесями. И никого, кроме меня, в занавешенной тьме не было. Куда же девалсяСтивен? Был бы он вампиром, я бы поверила в исчезновение, но ликантропы неумеют растворяться в воздухе. Значит, здесь должна быть вторая дверь.

Если бы эту комнату строила я, где бы сделала внутреннююдверь? Ответ: напротив наружной. Я отвела занавес в сторону. И нашла дверь.Элементарно, дорогой Ватсон.

Дверь была из тяжелого дерева, и на ней вырезаны какие-тоцветущие лианы. Ручка была белая с розовыми цветочками посередине. Оченьженственная дверь. Хотя нет правил, запрещающих мужчинам любить цветы. Совсемнет. Ладно, это сексистский комментарий. Простите, что подумала.

Я не стала вытаскивать оружие. Видите, я еще не совсем впалав паранойю. Повернув ручку, я распахнула дверь. До самой стены. За ней никогоне было. Уже хорошо.

Обои были желтовато-белые с серебряным, золотым и бронзовыморнаментом. Какое-то неопределенно-восточное впечатление. А ковер на получерный. Никогда не видела ковра такого цвета. Почти половину комнаты занималакровать с балдахином, укрытая черными просвечивающими занавесками. От них онабыла трудно различима, туманна, как во сне. И кто-то спал на ней в гнезде изчерных одеял и багряных простыней. Линия обнаженной груди выдавала, что этомужчина, но его лицо было, как саваном, покрыто волной каштановых волос. Всеэто было слегка нереально, будто он ждал, что сейчас вкатится кинокамера натележке.

У дальней стены стояла черная кушетка с разбросаннымикроваво-красными подушками. И у последней стены – кресло на двоих от того жегарнитура. На кресле свернулся Стивен, на углу кушетки сидел Жан-Клод. Одет онбыл в черные джинсы, заткнутые в кожаные сапоги до колен, окрашенные густой, почтибархатной чернотой. На рубашке был высокий кружевной воротник, приколотый у шеирубином размером с большой палец. Черные волосы его были достаточно длинны,чтобы рассыпаться по кружевам. Рукава были свободны и широки, сужаясь кзапястьям, и по рукам тоже рассыпались кружева, из которых видны были толькокончики пальцев.

– Где вы берете такие сорочки? – спросила я.

– Вам нравится? – улыбнулся он. Руки его ласкающепрошлись по груди, пальцы остановились около сосков. Это было приглашение. Ямогла коснуться гладкой белой материи и увидеть, так ли мягки эти кружева, каккажутся.

Я покачала головой. Не надо отвлекаться. Потом взглянула наЖан-Клода. Он глядел на меня своими синими, как небо в полночь, глазами. Иресницы у него тоже были как черное кружево.