Лес был густым, дивизии пришлось разбиться на небольшие группы и двигаться вдоль извилистых лесных дорог. Некоторые из них и дорогами-то нельзя было назвать — скорее тропинки. Было уже начало третьего, когда отделение Танкреда, состоявшее из двенадцати танков, вырвалось на опушку леса и было сразу же обстреляно невидимым врагом.

Один танк оказался выведенным из строя, но Танкред, догадавшись, что враг находится в кустарнике, обрушил на густые заросли всю мощь остальных своих машин и расстрелял немцев из орудий и пулеметов.

Всего врагов было около двадцати, и лишь двое или трое смогли спастись бегством в лесу. Остальные остались лежать.

Только тогда у Танкреда зародилось подозрение, что это тот самый немецкий патруль. Патруль, с которым он разминулся рано утром и который направлялся к монастырю траппистов, предоставившему ему убежище.

Двое мертвых немцев подтвердили его догадку. У одного под гимнастеркой оказалась золотая чаша с зубчиками. Подле другого валялась кованая железная шкатулка размером десять на двенадцать и толщиной в три дюйма. Замок ее был взломан.

Внутри шкатулки лежали два листка тонкого и очень старого пергамента. На них было что-то написано на древнелатинском. Танкред смог определить, какой это язык, но его знаний латыни в то время хватало лишь на то, чтобы прочесть надпись на американских монетах: «Е Pluribus Unum»[5].

Он забрал шкатулку, пергамент и припрятал их в своем танке.

Золотая чаша пропала несколькими месяцами позже, вскоре после того, как танк Танкреда выкатился на улицы Парижа. Двое из его подчиненных в течение нескольких дней, казалось, купались в деньгах, но они кровью заслужили право немного пожить в свое удовольствие, и Танкред не стал устраивать дознаний по поводу пропавшей чаши.

Сам он сохранил только листки пергамента.

После войны войска, в которых служил Танкред, дислоцировались на Гавайях, у него оказалось много свободного времени, и он начал изучать латынь. А к тому времени, когда настолько ознакомился с языком, что стал читать на нем свободно, настал 1949 год и события в Корее.

Только в 1952-м Танкреда перевели обратно в Соединенные Штаты, и он провел последние четыре года своей двадцатилетней службы в армии в «лагере отдыха» в Калифорнии, где обучал гражданских лиц азам солдатской службы.

К тому времени он уже успел дважды прочесть пергаментные манускрипты. Однако ему казалось, что они не содержат особого смысла.

Подозрение об их истинном значении только сейчас начало закрадываться в его сознание.

Чарльз Танкред был реалистом как в первую, так и в последнюю очередь. Он двадцать лет прослужил в американской армии. Большую часть этого времени он, помимо исполнения своего прямого воинского долга, занимался изучением древней истории. А именно — Древнего Рима.

Потом он написал книгу о Юлии Цезаре. Частично — вымысел, частично — подлинная информация, результат его многолетнего серьезного увлечения историей, насчитывающей уже две тысячи лет.

А эти два листка пергамента?

Они тоже были древние, очень древние! Правда, египетские иероглифы еще древнее. Так же как Парфенон в Афинах, могилы этрусков в Италии и легенды об Аттиле-гунне… Танкред назвал прочитанный им на пергаменте текст «Признанием Варуса, легата Рима». Вот он:

«Знайте же, это я Варус, легат Рима, сын Кая Варуса, трибуна бессмертного 10-го легиона, веруя, что мгла может пасть на Землю ранее, нежели череда моих лет подойдет к концу, сим делаю полное признание во грехах своих, хотя и не ожидаю смягчения кары и не молю пощады у Господа, которого столь часто гневил своими деяниями.

Знайте же, кто читает это после того, как моя плоть обратилась во прах, — если раса людей выжила вообще, — что я, Варус, отвратился от развращенного Рима, чьим отродьем являюсь, и стал служить Чудовищу, Бичу Вселенной.

Я служил ему верой и правдой, возможно, даже был чрезмерен в усердии своем, и, лишь когда груз прожитых лет подогнул его колени в преддверии смерти, для меня настало прозрение в несоизмеримости содеянного мною греха. И только тогда, когда вмешательство свыше отвратило Бич Вселенной от самых врат Рима, я понял, что должен вновь преобразиться и стать врагом Чудовища, которому служил целых семь лет.

В своем граде, что на Дунае, Чудовище взял себе другую невесту, благородную Ильдико, и был найден с лопнувшей кровеносной артерией в своем брачном чертоге.

На расстоянии двух тысяч локтей от его дворца фракийские рабы выкопали колодец, в который мы опустили Чудовище в гробах из золота, серебра и железа, и в этот же колодец побросали все его сокровища. Потом в тот же колодец бросили тела всех рабов, после того как они закончили свою работу.

И когда колодец был заполнен, мы оставили гуннских военачальников биться со многими сынами Чудовища за владычество, которое лишь сам Монстр мог удерживать своей железной рукой, а я отправился на поиски спасения для себя.

Я ушел в землю швейцарцев, в Галлию и страну Белгаэ, которая так отважно сражалась против величайшего из римлян, самого Кая Юлия.

И вот здесь, на этой земле, я нашел общество «Терпимых» в сооружении, некогда служившем храмом галлов-друидов.

И вот здесь я обитаю с тех самых пор, как Валентин Третий, по прозвищу Чурбан, убил Аетьюса, спасителя Рима, и вот здесь молюсь и пытаюсь искупить грехи, с тех пор как гот Теодорик наконец подверг империю и овладел гордой землей, некогда бывшей моим домом.

Здесь я и останусь до конца моих дней или пока мгла, что уже близится, не падет и не накроет всех нас, потомков грешного мира.

Если найдется тот, кто прочтет эти строки, возможно, он помянет суетного Варуса, обратившегося против своего народа и служившего Чудовищу, чьи злодеяния приблизили конец цивилизации, и, может, этот добрый читатель, если таковой вообще найдется, вознесет молитву за Варуса, грешника, который пытается покаяться, ибо не лопнувшая кровеносная артерия сокрушила Чудовище. Причиной его гибели стал нож, который вонзил в него, когда прокрался в его свадебный чертог, где он насиловал женщину, любимую мною и которую я утратил, принцессу Ильдико, дочь его вассала, короля Валдико из Сингидунума.

Подписуюсь под этим

Варус, легат Рима».

Без десяти семь Танкред постучался в дверь номера 214. Через секунду постучал снова, а затем и в третий раз.

Так и не получив ответа, Танкред спустился в вестибюль отеля. Клерк отвесил поклон, когда он приблизился к столу.

— Месье Танкред?

— Мадемуазель Райзингер, — осведомился Танкред, — из номера 214, что, ее нет?

Клерк смешался: видимо, хотел сразу отрицательно покачать головой, но затем все-таки решил свериться с регистрационными карточками. После чего вернулся к Танкреду: