— Может, предпочитаете переслать его в швейцарский банк? — Симон прищурил глаза. — Некоторые американцы так делают. Тамошние банки не предоставляют информацию, и таким образом можно уклониться от уплаты налогов…

— Я плачу налоги.

— Конечно, так поступать честно. Увы, во Франции слишком много людей, которые стараются обмануть правительство, — вот почему наша страна всегда нуждается в деньгах. Однако с тех пор, как наш великий лидер Шарль де Голль пришел к власти… — Симон спохватился. — Я должен научиться не говорить о политике. Увы, это моя слабость. Мадам Симон ожидает вас сегодня вечером на обед.

— Вы не станете особо возражать, если я не приду? Я улетаю в Гамбург.

— В Гамбург? Вы туда отправляетесь? — Симон скорчил гримасу. — Уж не за тем ли, чтобы повидаться со свиньей Давеном?

— Я отправляюсь туда главным образом для того, чтобы организовать немецкое издание «Привет, Цезарь!». Но надеюсь побеседовать с Давеном, если такая возможность представится.

— О, полагаю, это можно организовать. — Симон вздохнул. — А также полагаю, что вам надо с ним переговорить, но, пожалуйста, мистер Танкред, не упоминайте при этом моего имени. Если он спросит обо мне, скажите, что вы ничего про меня не знаете. Или, если пожелаете, сообщите ему, что я весьма процветаю, а Франция величайшая страна в мире… О, извините! В своем энтузиазме я совсем забыл, что вы американец.

— Вы совершенно правы, говоря так о Франции. Это ваша родина. Я мог бы то же самое сказать о Соединенных Штатах…

— Мы всегда были союзниками — ваша страна и моя, — напомнил Симон. — Между нами нет конфликтов. Вы напишете мне из Германии?

— Да. — Танкред смешался. — Мистер Симон, есть люди, которые собирают старые книги, манускрипты и все такое прочее. Приватные коллекционеры, музеи…

— О да, мой друг Пьер Дассэн… э… библиофил. У него прекрасная коллекция книг о нашем блистательном императоре, своего рода наполеониана. Мне говорили, что ее ценность увеличивается с каждым годом.

— В его коллекции есть автографы Наполеона? Возможно, написанные им письма?

— И много! Я сам держал в руках письмо императора, написанное маршалу Нею. И другое — к Жозефине. Им цены нет.

— Насколько они бесценны?

— Сам я не знаю, но могу спросить Пьера, если вам угодно. Вы… у вас что, есть автографы?

— Нет, мне просто любопытно. Должно быть, имеется много старинных манускриптов во Французском музее, не так ли?

— Ну, мне так говорили.

— Письма, датируемые… сотнями лет назад?

— Несомненно.

— Письма, возможно, скажем так, написанные Карлом Великим?

— Быть может. Доподлинно не знаю. Но мог бы выяснить это для вас.

— Могли бы?

Симон одарил его особенным взглядом и потянулся к телефону. Он красноречиво пообщался с телефонисткой, подождал, пока она наберет для него номер, затем поговорил с двоими разными людьми, быстро тараторя на французском. Наконец, прикрыв на мгновение микрофон ладонью, сказал Танкреду:

— Насколько куратору известно, у них нет подлинных писем Карла Великого. Зато есть более старые документы, например написанный Лабьенусом, великим генералом Цезаря…

— И во сколько они его оценивают?

Симон снова заговорил в трубку, покачал головой, прикрыл микрофон.

— В миллионы, — сообщил он. — Собственно, его никогда не оценивали, потому что оно принадлежит Франции и не продается.

— Миллионы франков… или миллионы долларов?

— Франков, конечно. Что-нибудь еще?

— Нет. Благодарю вас.

Симон в свою очередь поблагодарил куратора музея и положил трубку на рычаг. Затем метнул пронзительный взгляд на Танкреда:

— Вы владеете ценным автографом?

— Нет. Просто размышляю. О книге, которую написал. Предположим, я смог найти подлинный манускрипт, написанный самим Юлием Цезарем.

— Такого манускрипта просто не существует!

— Допустим, что существует. Сколько он мог бы стоить?

— Для Британского музея столько же, сколько весь национальный долг Франции. Для богатого американского музея — кто может сказать? Однако куратор отметил, что не все древние манускрипты ценны. О, все они имеют определенную ценность, но по-настоящему ценными являются те, которые были написаны важными историческими лицами или адресованы им. Лабьенус, как вам известно, был легатом Цезаря…

— Его лучшим генералом во время галльской кампании, — уточнил Танкред. — Но он покинул Цезаря в начале гражданской войны и переметнулся к Помпею.

— Увы, да, я помню это еще со школьных дней. Даже великий Лабьенус недооценил Юлия Цезаря. Или же завидовал ему. — Симон сделал паузу, выпятив губы. — Знаете, Марсель Давен стал жертвой своей собственной зависти. Он мнил о себе очень высоко, а его книга не пользовалась особым успехом. Может, это и стало причиной, по которой он присоединился к нацистам…

Табличка на двери гласила: «Dr Friedrich Spiegel. Schriftsteller und literarische Agentur»[6]. Доктор Шпигель немного смахивал на Эрика фон Стройхема. Он вежливо поклонился и протянул Танкреду сильную, мясистую руку.

— Я не прочел еще вашей книги, мистер Танкред, — признался он, — но видел упоминание о ней в одной из наших литературных рубрик. Слышал, в Англии она идет нарасхват?

— В Соединенных Штатах — тоже. А вскоре, надеюсь, и во Франции.

— Ах да, Франция! Скажите, сэр, как много денег вы ожидаете от немецкого издания, если такое будет организовано?

— Шалимар в Париже предоставил мне аванс в две тысячи американских долларов.

— Наши немецкие издатели также хотят получить права для германоязычных Австрии и Швейцарии. Долю в букклабе и права на обложку.

— Это можно организовать.

— Если французы могут уплатить вам две тысячи долларов, то мы, как я представляю, сможем удвоить эту сумму. Вас это удовлетворит?

— Почему же нет, если вы в состоянии отстегнуть такую сумму?

— Контракты будут предоставлены вам на подпись уже завтра.

— Однако вы еще не разговаривали ни с одним издателем.

— Я же получил вашу записку, в которой вы сообщили, что посетите Гамбург и хотите поговорить со мной о вручении мне прав на немецкое издание вашего романа. Так что все уже организовано. Ваш издатель Генрих Мюллер Верлаг. Контракты составлены. Завтра вы сможете получить деньги. Только одно «но». Мюллер Верлаг хотел бы иметь права и на вашу следующую книгу. По-моему, это нормально?