— Вполне. Между прочим, она, возможно, будет базироваться на принце Этцеле…

— Аттила? Превосходный предмет, мистер Танкред. Немецкий читатель знаком с историей Аттилы, поскольку он фигурирует в великой классике — «Нибелунгах». Когда роман будет завершен?

— Фактически я его еще не начинал, доктор Шпигель… Я пока еще изучаю материалы. Но вот мне пришло в голову, что поскольку я здесь, в Гамбурге, то было бы неплохо побеседовать с Марселем Давеном, написавшим биографию Аттилы…

— Увы, я давно не видел герра Давена, но, уверен, в моих карточках есть его адрес. — Шпигель повернулся к картотеке и пролистал ее пальцами. — Вот, Марсель Давен, Линдер-платц, 133.

Зазвонил телефон. Шпигель снял трубку.

— Доктор Шпигель. Э?.. — Он протянул трубку Танкреду. — Это вас, герр Танкред.

— Никто не знает, что я здесь! — воскликнул тот.

Доктор Шпигель лишь пожал плечами. Чарльз взял трубку:

— Да?

Голос с сильным акцентом произнес ему в ухо:

— Вы герр Карл Танкред из Америки?

— Да, я. Кто это?

— Мое имя не имеет значения. Меня проинформировали, что вы обладаете редким манускриптом, который желаете продать…

— Кто вам сказал такое?

— Это к делу не относится, — произнес голос с немецким акцентом. — Я дилер по таким предметам, и так уж вышло, что у меня есть покупатель на старый манускрипт на латыни. Какова ваша цена, герр Танкред?

— Если бы я даже имел такой… э… предмет, — огрызнулся Чарльз, — я не хотел бы его продавать. Тем более голосу по телефону.

— Встречу между нами можно организовать. Если вы желаете продать манускрипт…

— Нет!

— Я щедро заплачу.

— Я не заинтересован.

— Герр Танкред, — произнес голос по телефону, и в нем прозвучали жесткие нотки, — вы рассмотрели это дело со всех сторон? Обсуждаемый манускрипт является краденым…

— Понятия не имею, о чем таком вы толкуете! — воскликнул Танкред. — И у меня больше нет времени для такой чепухи… Прощайте! — Он положил трубку на рычаг, поднял глаза и увидел сфокусированный на своем лице полуприкрытый тяжелыми веками взгляд доктора Шпигеля.

Дом, в котором жил Марсель Давен, подвергся во время войны бомбежке и был лишь частично восстановлен. За входной дверью скрывалась груда битого кирпича. Но тротуар перед входом был в полном порядке, все коридоры сверкали чистотой, стены побелены известкой. В воздухе витал запах дезодоранта.

Марсель Давен провел Танкреда в свои апартаменты.

— Прошу простить меня, господин Танкред. Я уже некоторое время не у дел и не устраиваю приемов. Однако доктор Шпигель настоял, что у вас ко мне важное дело, а посему я сделал исключение. Не желаете ли присесть, сэр? — Он указал на залатанное и потрепанное кресло-качалку, затем сам уселся напротив, на стуле с прямой спинкой.

Давену было шестьдесят с небольшим, но выглядел он на все восемьдесят, если не больше. Вымотанный жизнью, этот человек, казалось, находился на грани истощения. Белые как снег волосы, такие же брови, нависающие над глазами. Вероятно, в молодости, будучи черными, они придавали их обладателю угрюмый вид. На потрепанном свитере Давена не хватало двух пуговиц. Он был без галстука, выстиранная рубашка нуждалась в глажке.

— Я прочел вашу книгу об Аттиле, — начал Танкред, — и уж коли сам задумал роман на основе материалов того времени, то подумал, что мне следует поговорить с вами.

— Аттила! — фыркнул Марсель Давен. — Кто сегодня интересуется Аттилой? Это вот о Гитлере, современном Аттиле, все пишут. Гунне Гитлере, который вовсе не был гунном. Предсказываю: ваша книга обречена.

— Не исключаю такой возможности, но тем не менее…

— Это не возможность, а стопроцентная вероятность. Двадцать пять лет тому назад я написал биографию Аттилы. И сколько же ее экземпляров, как вы думаете, было продано, мистер Танкред?

— Биография просто великолепная, но я затрудняюсь ответить насчет ее продажи. Могу лишь предположить, что не очень много.

— Три тысячи книг. Точнее, три тысячи сто экземпляров. На них я заработал менее одной тысячи ваших американских долларов. Между тем эта книга — годы упорного труда. Отзывы о ней были превосходные, но ими сыт не будешь, и на сбыт книг они не влияют. Вы, сэр, как понимаю, написали роман. Я не читал его, но доктор Шпигель охарактеризовал мне его как бестселлер. Как много вы на нем заработали?

— Сорок тысяч долларов, сэр.

— Сорок тысяч американских долларов! — воскликнул старый биограф. — Фантастика! Доктор Шпигель сообщил мне, что только одно немецкое издание принесет вам десять тысяч долларов. Он не обмолвился о французском издании… Как много, сэр, платят вам мои соотечественники?

— Я получил аванс в две тысячи долларов.

— Мир сошел с ума. За роман, связанный с историей самым поверхностным образом! А сколько, мистер Танкред, по-вашему, я заработал за прошлый год, переводя французские романы на немецкий?

— Вероятно, пять или шесть тысяч долларов. Возможно, больше.

— Пять жалких сотен долларов! Я еле свожу концы с концами, мистер Танкред. Однако однажды мое имя было представлено академии. Но из-за зависти коллег, голосовавших против, я так и не стал шевалье Франции. И моя работа сегодня забыта. Давно уже не печаталась, никому не известна…

— Нет, не неизвестна. Мне ее дали в Англии и сообщили, что это самая точная биография Аттилы.

— Точная? Подумаешь! Деньги — вот что следует принимать в расчет. Почет — мишура, дешевка. Деньги — это все. Возьмите себе денежки, мистер Танкред, а почести оставьте друзьям или, что еще лучше, врагам. Аттила жил пятнадцать столетий назад. Он покорил дюжину стран, использовал королей как вассалов и слуг. Ограбил Европу и хвалился, что трава не будет расти там, где ступило копыто его коня. Дал толпе номадов[7] мгновение славы, обеспечил место в истории. Короли и императоры падали перед ним ниц. Какой-то варвар!..

— Но был ли он варваром, мистер Давен? — спросил Танкред. — В вашей книге вы пишете, что он был заложником при римском дворе в Равенне целых четырнадцать лет, пока не достиг зрелого возраста. По вашим словам, он получал образование вместе с сыновьями принцев и королей.

Французский биограф одобрительно хмыкнул:

— Вижу, вы и впрямь прочли книгу. Вы правы. История пристрастная вещь. Аттила был страшным человеком своего века. После его смерти писатели и историки сделали все, чтобы исказить его облик. Римский мир рушился, и Аттила — отродье древней цивилизации — нанес ему финальный удар. Двадцать три года спустя Теодорик поверг Западную Римскую империю и сам стал королем. Римом начал править германец. Но именно Аттила сделал такое возможным. Верно, что почти в это время начинается Средневековье с его мракобесием, но только почти. Мир стал загнивать, приходить в упадок. Для человечества настало время погрузиться в пучину забвения, так оно и сделало. Вновь пробудилось лишь через тысячу лет. Сейчас мы тоже отброшены туда, где мир был во времена Аттилы. Уже готовы катиться под уклон, что может загнать нас в век варваров. Русские — это азиаты, как люди Аттилы. Они угрожают поглотить мир, и, когда это сделают, если им удастся, цивилизация начнет регрессировать. Тогда настанет мракобесие. На этот раз оно может продлиться два, а то и три тысячелетия. Если Запад станет противостоять — тогда ядерная война, в которой человечество погибнет навсегда. В этом случае процесс эволюции должен будет начаться снова. Но кто знает — увенчается ли он успехом? Мы живем в закатные дни цивилизации, мистер Танкред.