Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надежды оказались напрасными. Перед дверью топтался пугающетощий мужчина в спортивных штанах, подтянутых к самому горлу, и заправленной вних футболке. На костлявых ногах у него были синие массажные тапки. Образдистрофика и доходяги дополняли квадратные очки в толстой «черепаховой» оправе.
— Видите ли, я сосед, — сообщил он, интеллигентнопокашляв в кулак. — Я, конечно, понимаю — вечеринка, но нельзя же… совсемраспускаться. Мы же люди, а не животные! Я смотрел телевизор, и тут… Все жеслышно! Такие слова — уши вянут. Нельзя ли как-нибудь попросить Антона Никифоровичаперестать выражаться?
Лариса немедленно распахнула дверь пошире и сделала широкийжест рукой:
— Пойдите и попросите его сами!
— Меня зовут Петя, а вас? — спросил очкарик, робкопереступив порог.
— Сейчас не время любезничать, — отрезалаЛариса. — Ступайте на кухню и попытайтесь урезонить Антона Никифоровича.
— А он что — не в себе?
— Слегка. Совсем чуточку, — успокоила его Лариса,зашла сзади и подтолкнула в спину.
Петя пронесся по коридору и влетел в кухню. Она тоже решилатуда заглянуть, но тут снова зазвонил ее мобильный телефон.
— Да! — отозвалась она, подумав, что начальницавспомнила что-нибудь чрезвычайно важное. Однако это оказалась не начальница, аЛарисина мать.
— Привет, мам! — сказала Лариса, изо всех силстараясь сдержать эмоции.
— Ларисхен! — воскликнула та задорнымголосом. — Какие у тебя на завтра планы?
Этот вопрос мог означать только одно — мать наметиласерьезное мероприятие и уже поставила галочку напротив ее имени.
— Работаю, — быстро ответила она. — У меняпрофессор из Ирландии. — И для правдоподобия добавила:
— Джеймс О'Нейл. А что?
— Ну… Ты же с ним не весь день занята, правда? Хочупригласить тебя на ужин.
— Нет, мам! — взмолилась Лариса. — Я не могу!Никак не могу. Профессор у меня сложный, круглосуточный.
— Ты что, баюкаешь его на ночь? — В голосе материпоявилось раздражение.
Так бывало всегда — она находилась в хорошем расположениидуха ровно до тех пор, пока все шло, как она задумала.
— Мам, я правда не могу!
— В кои-то веки я решила проявить о тебе заботу, и вот— ты отказываешь мне наотрез.
— Какую заботу? Ты решила напечь для меня блинов?
— Нет, все гораздо серьезнее, Ларисхен. Помнишь моюподругу Ирину Зайцеву? Ту самую, что была замужем четыре раза и прошлым летомлетала на Борнео? Так вот — у нее есть сын Костя. Потрясающе умный! Кандидатнаук. Работает в каком-то проектном институте, пишет научные статьи. Его дажеприглашали в американский университет читать лекции. — Она с трудомперевела дух и нелогично закончила:
— К тому же он высокий.
— Ты что, решила меня сосватать? — догадаласьЛариса. — Свести с сыном твоей ужасной Зайцевой? Да-да, она ужасная,несмотря на то что побывала на Борнео.
— Почему у тебя такой истеричный голос? — перебилаее мать. — Я знаю, почему. Ты одинока, раздавлена жизнью…
— Я не раздавлена. Я на коне, мама!
— Не выдумывай. За контору переводчиков нельзя выйтизамуж. Только неполноценные женщины ставят карьеру впереди семьи.
— Несусветная глупость.
— Конечно, что ты еще можешь сказать? Остается лишьотрицать очевидное!
И она бросила трубку. Лариса поежилась. Поддерживатьродственные отношения — тяжелая работа.
Спрятала телефон в сумочку и прислушалась. В кухне вялопереругивались. Идти туда категорически не хотелось. Она огляделась по сторонами только тут заметила, как красиво обставлена комната. Диван выглядел роскошно— большой, уютный, с двумя туго набитыми подушками. Она стащила с него плед,завернулась и прилегла, поджав под себя ноги. Ровно через минуту глаза еезакрылись, а губы сладко чмокнули.
Ей приснился потрясающий сон — холмы Коннемары, и она набелой лошади скачет по зеленой траве. Рядом с ней молодой и полный силпрофессор О'Нейл с рыжими бакенбардами. Глаза у него голубые, как Ирландскоеморе.
— Послушайте, дорогой агент! — вклинился в этотпрекрасный сон голос, исполненный потустороннего ужаса. — Проснитесь,пожалуйста. Пожалуйста!
Лариса резко села и увидела прямо перед своим носомфизиономию Жидкова. Ночь была в самом разгаре — в окне, похожем на аквариум счерной водой, плавал меланхоличный месяц. Его серебряный свет стекал с подоконникана паркет, едва освещая комнату.
— Дорогой агент, — горячечным шепотом повторилЖидков и показал пальцем себе за спину. — У нас в квартире все умерли.
Лариса свесила ноги с дивана, протянула руку и включилаторшер. Зажмурила глаза, потом открыла их и потрясла головой. Жидков выгляделужасно. Голова втянута в плечи, а в опухших глазках мечется страх, словнолетучая мышь, попавшая в кладовку.
— Там, — повторил Жидков, дернув небритымподбородком. — Ужасно страшное…
— Где страшное? Что?
— Вся кухня в трупах! — Жидков заговорилтонюсеньким голоском и сцепил руки в замочек перед грудью, словно собиралсяпеть арию. — Они валяются повсюду!
— Не выдумывайте, — одернула его Лариса и, кряхтя,поднялась на ноги. В ее голове, словно клочья тумана, висели обрывки сна,поэтому она никак не могла сосредоточиться.
Однако на кухню все-таки пошла.
— Не включайте свет! — закричал позади нее Жидков,и голос его сорвался с таким визгом, как будто сломалась вгрызшаяся в деревоэлектропила.
— Ради всего святого, не орите, — пробормоталаЛариса и нажала на выключатель. Присела, ахнула и воскликнула:
— Боже праведный!
Кухня и в самом деле была усеяна телами. Четырьмя. Всечетыре тела крепко спали, разинув рты и запрокинув головы. Ужаснее всеговыглядел сосед Петя в сползших на подбородок очках. Вероятно, его угощаликоньяком из той самой бутылки, в которую Лариса подсыпала снотворное. Петинывеки были приподняты, а из-под них глядели в неопределенном направленииостекленевшие глаза. Девицы расположились много живописнее. Только одна чудомудержалась на стуле, две остальные валялись на полу в художественных позах.Никто не храпел, не сопел, все дышали тихо, поэтому в кухне висела зловещаятишина.
Жидков, отважившийся заглянуть через Ларисино плечо,почувствовал страшную слабость и медленно осел на пол, уткнувшись лицом вколени. И протяжно заскулил. Перед его мысленным взором, словно в замедленнойсъемке, проплывали кошмарные воспоминания. Вот он стоит с графином в руке икричит: «Убью всех!» Вот он прыгает на соседа Петю и пытается стукнуть его лбомо разделочную доску. Еще он отлично помнил страстное желание крушить всевокруг. Боже, что на него нашло?! Девицы довели его до сумасшествия! Он слетелс катушек и… Задушил их? Заколол чем-нибудь острым? Что он натворил?!