от мира, и не близки ли ко мне слова Христа к апостолам: Когда Я пойду и приготовлю Вам место, приду опять и возьму к Себе, чтобы и вы были, где Я (Ин. 14, 3). Покоившаяся земным миром наша церковь зажглась благодатным огнем, огнем духовного обновления.

Два почти противоположных чувства все время теснились тогда в моем сердце: с одной стороны страх, боязнь, жуть, как у всякого еще не обстрелянного на войне солдата; это на поверхности души, плотское, восчувствование телом плотских страданий, нервное сострадание; а с другой – в глубинах духа таилась какая-то духовная радость, которая нет-нет, да и озарит собой содержимое страхом сознание: сколько новых праведников, украсивших чертог небесный. Сколько новых молитвенников за эту страждущую Церковь, верою вымывших свои одежды в Крови Христовой. Церковь наша жива, и невидимо для Себя украшается духовными звездами. Вся Церковь наша представлялась мне в едином духовном подвиге исповедничества и выявления истины и величия Православия. Я не смел и думать о том, чтобы пришлось вообще-то видеть и исповедников дорогой мне церкви, говорить и даже разделять трапезу. “Краем” моих пожеланий было – невидимкой только переступить границу Зарубежья, поцеловать орошенную кровью, прославленную подвигами исповедничества, родную землю и в земном поклоне послать своей Матери и вам, ее возглавителям, свой сыновний горячий привет и пожелать скорейшего мира и выявления миру ее великого нового духовного богатства. Как вдруг я получаю от Вашего Высокопреосвященства официальное приглашение приехать к вам в Патриархию после предварительных ваших переговоров с советской властью, обещавшей дать мне визу на въезд в Москву. И вот, с милостью Божией, я среди Вас святители-исповедники; смотрю на вас, радуюсь, беседую, а ныне имел неожиданное для себя духовное утешение, участвуя в хиротонии нового иерарха; а сейчас разделяю с вами великопраздничную трапезу. Думаю, что все вы, святители, понимаете мое духовное ликование от соучастия с вами, которое нельзя выразить в словах, но только почувствовать сердцем. Вам, Первоиерарху нашей церкви, свидетельствую свой искренний низкий поклон, коим выражаю Вам свою глубокую благодарность за предоставление мне этой приятной радости видеть Вас и всю во Христе здесь нашу высокую братию. Да подаст вам всем Господь, во главе с Высокопреосвященнейшим митрополитом Сергием, потребные мудрость и силу право править слово истины и сохранить Вас на многая лета».

Встал наш Первоиерарх и обратился ко мне с краткой речью:

«От лица всех здесь присутствующих иерархов, дорогой гость, свидетельствую, что мы очень рады видеть Вас у себя в Патриархии, и благодарю Вас за прибытие к нам. Волею Божиею мы телесно разъединены с нашими зарубежными чадами, хотя духом вместе.

Пока мы на земле, молитвенное общение, как бы оно ни было сильно и действенно, все же не умаляет потребности личного свидания, личной беседы. Нам церковная жизнь в зарубежье почти не известна, редко-редко доходят слухи о ней, кроме, конечно, официальных донесений. А все же хочется, да и нужно знать, какая она там. Вот теперь мы имеем приятную возможность подробно поговорить с вами о ней. Да и вы можете свободно ознакомиться с нашей церковной жизнью и рассказать о ней всей зарубежной братии, когда возвратитесь к себе. Как видите, мы, по милости Божией живем, в меру воли Божией действуем и, стоя на страже Истины, кое-что созидаем в нашей церкви.

Нас печалит и очень печалит ваша заграничная церковная, так называемая Карловацкая смута. Еще, еще, если бы были к ней серьезные поводы. А то ведь они слишком малоценны по переживаемому времени; а между тем она взволновала всю церковную жизнь. Передайте от нас зарубежным иерархам наш братский привет, наше горькое чувство по поводу смуты, нашу просьбу возможно скорее погасить ее и восстановить на канонической основе желанный мир, помня слова Псалмопевца: что добро и что красно, но еже жити братии вкупе. Желаем вам здравия и желанного успеха в вашей части общего церковного дела».

Ответ митрополита Елевферия:

«Позвольте мне, Ваше Высокопреосвященство, сказать несколько слов Вам и всем святителям по затронутому вами вопросу о Карловацкой смуте и в связи с ним об отношении в его существе заграничной Русской Православной церкви к своей Матери в лице ее возглавителей.

Когда церковь наша была под опекой Государственной власти, то, хотя она и не утратила истинной свободы в ее существе, ибо, оставаясь Православной, она всегда хранила чистоту Православия, но, опираясь на внешнюю власть, она не находила повелительных поводов к жизненному выявлению истинной свободы, а иногда даже и вынуждалась к такому неполезному молчанию. А при таких условиях даже в области серьезнейшей, касающейся вероучительной или канонической стороны Православия, началом, определяющим наклоном мышления и убеждения, даже в иерархической среде, является не столько искание Истины, не столько выявление истинной свободы, сколько следование за авторитетом, будет ли он ученым, или иным каким-либо, который, как личность, не всегда бывает истинно свободным, т. е. пребывающим в истине, внешним к ней, которая одна только человека делает свободным. Опека пала, и в Русской Церкви даже в иерархической среде произошло то деление по личностям, которое св. ап. Павел еще в Коринфской церкви назвал выявлением «плотяности», а не духовности души: я Павлов, я Кифин, я Аполосов, а я Христов. Духовное ядро-то осталось, хотя и не во всем объеме и в Коринфской церкви, но сильное Истиною, оно должно было после апостольского укора свободно привлечь к себе и тех, которые по плотяности души временно пошли за внешними авторитетами и произвели греховное разделение в церкви. Христова Церковь, стоящая в истинной свободе, осталась в России, стоит твердо, а многие отпали от нее, по разным мотивам, уйдя за внешним авторитетом личности. Это произошло и с Карловцами. Группа эта, следуя за крупной личностью, вместе с ней отошла от Истины и ушиблась о видимый авторитет ее. Говоря так, я не хочу умалять значение авторитета личности в принципе. И ап. Павел защищал свой апостольский авторитет – да еще как, когда это требовалось существом апостольского дела. Но личность тогда только приобретает действительный авторитет, авторитет духа, когда она стоит в Истине, не примрачая ее никакими компромиссами, чтобы они ни обещали из земной выгоды. Большинство зарубежной паствы, хотя и с меньшинством иерархического лика, в частности и я, идем за вашим Высокопреосвященством, признаем вас фактическим каноническим главою Патриаршей церкви; но мы держимся вас не как личности, крупнейшего во всех отношениях иерарха мирного времени, а как стоящего в истине, истинно свободного, засвидетельствовавшего свою истинную свободу подвигами исповедничества. Будем молитвенно надеяться, что Вы и впредь, стоя на страже