церковной истины, будете до ревности оберегать ее. Тогда Вашими молитвами и временно ослабевшие в ней зарубежные иерархи со своими сторонниками благодатной силой истины привлекутся к ней и восстановится в зарубежье церковный мир».

Говорили потом два-три иерарха краткие общего характера речи. Торжественная задушевная трапеза закончилась общим пением благодарственной Богу молитвы. Гости стали расходиться. Поднялся и я в свою тихую комнату. Здесь наедине, когда утомленное чувство, нуждаясь в отдыхе, стало затихать, смирявшийся доселе разум стал выступать со своим анализом всего пережитого. Когда совершается великое Божие дело и до ощутимости его видишь и сознаешь, тогда разум в благоговении смолкает, да и не так ли должно, ибо «разум кричит», надмевает и своим надмеванием не воспрепятствовал ли бы он сердцу во смирении ощутить дело Божие? Тут место и время действовать сердцу, чувству с его верой.

А разуму – после, когда дело совершилось, и он уже рассматривает все полученное от него сердцем, все упорядочивает, осмысливает. На происшедшую Архиерейскую хиротонию можно, конечно, кому это угодно, смотреть, как на обычай, хотя сравнительно и редко совершаемый таинственный церковно-богослужебный акт. Так может быть и я посмотрел бы на это в мирное время. Но теперь, когда наша церковь живет в исключительных условиях, когда земная человеческая опора у нее отнята, когда скорлупа житейской обыденщины разбита, и ей по воле Божией приходится всецело опираться Духом Святым на Основателя ее, чтобы свидетельствовать Истину Его слов о неодолимости ее и вратами ада, архиерейская хиротония вырастает в подобающее ей великое дело Божие, а мое личное участие в нем дало мне великую честь и столь же великое утешение.

Не без нарочитой цели я остановился с некоторыми подробностями на церковно-богослужебной стороне жизни Матери-Церкви и особенно архиерейской хиротонии. Мы зарубежники уже привыкли представлять себе церковную жизнь там в таких условиях, при которых о торжественных богослужениях, величественных хиротониях нельзя и говорить. Если церковь наша переживает одиннадцатое гонение, то и службы Божии совершаются там под большим страхом и хиротонии с большей опасностью? Иным вестям как поверить? Немало в нашем зарубежье и таких, которые и не хотят верить в какой-либо просвет в жизни нашей церкви. Им кажется лучшим, если бы она была распята на Кресте, в страданиях, без видимых признаков восстановления к новой жизни. И не замечают, да и едва ли захотят понять то, что такое настроение духа свидетельствует об опасности потери веры во Христа и Его дело. Им хочется видеть прежде всего величие России, родины, а потом… и церковь с ее внешним блеском. А Христу нужно внутреннее величие Церкви, ее духовное богатство среди земной нищеты, которое копится исканием Царства Божия и правды Его: только в том порядке жизни и Он обещает «все приложить».

Теперь я, как иерарх нашей церкви, свидетельствую, что там, на родине, совершается великое дело Божие, духовный рост нашей церкви, среди почти безнадежных условий с точки зрения человеческой. Свидетелем этого Божия дела и является архиерейская хиротония. Кто такие иерархи? Это преемники свв. апостолов, соработники Богу, духовные камни Христовой церкви, которые полагаются рядом с апостолами, легшими на Камень – Христа, краеугольный Камень Церкви, чтобы вместе с ними и верующие в свободе Христовой созидали во Христе свое спасение. И вот там, на родине, при господстве безбожной власти, где условия земной человеческой жизни с каждым годом становятся тяжелее и тяжелее, обновляемая церковь наша в духовном торжестве полагает новый камень на Краеугольный, Христа, полагает в то время, когда еще некоторые иерархи исповедники находятся в отдаленных местах Сибири, и Соловках, и новый «камень» свидетельствует о своей готовности креститься крещением Христовым и испить Его чашу, не отстать в духовном подвиге, если то потребуется, от исповедников нашей церкви. Полагали «камень» не иерархи одни, а с клиром и мирянами, вся церковь в своем единодушии истинной соборности. Многотысячная толпа людей представляла из себя не любопытных зрителей, а действительную ниву Христову, побелевшую и поспевшую к жатве (Ин. 4, 35). Это – живые члены Церкви Христовой своим молитвенным стоянием, благодатно объединяясь со своими иерархами, содействовали им в великом деле возжжения светильника в церкви своей: ибо что, как не это единодушие свободно удерживало их в храме Божием от начала до конца совершения продолжительного Богослужения? И как иначе смотреть на то похвально-настойчивое рвение их получить после Богослужения архиерейское благословение, как не на проявление того что они живут в единомыслии с иерархами, и получив благодать, желают пребывать в нем. Это действительное торжество Церкви, величественное свидетельство внутренней духовной жизни, действительного присутствия в ней Пастыреначальника Христа, соблюдающего Православную нашу Церковь. Смею сказать, торжество большее, чем обновление икон, куполов, ибо обновляются иконы для того, чтобы расположить людей к обновлению своих душ, и совершаются чудеса для того, чтобы ради них произошло чудесное, благодатное спасение людей. Так я осмыслил, понял это церковное торжество.

А для себя лично я в нем получил нечто в своем роде другое.

Я иерарх мирного времени. О внутренних недостатках и духовных немощах нашей Церкви много писали и открыто говорили. В сознании уже созревала нужда в исправлении их. Но одному Христу, небесному Кормчему Церкви, ведомы времена и полезные пути к этому спасительному делу. В самом начале величайшей трагедии русского народа Господь вложил руководителям Церкви твердую мысль о необходимости создания Всероссийского Собора. Как-то не верилось в возможность этого великого события. В течении более двухсотлетнего пребывания Русской Церкви в полном распоряжении у гражданской власти дух церковной свободы был так умален, что мысль о восстановлении в ней фактической соборности представлялась не только невероятной, но для некоторых даже угрожающей существованию Церкви. Это – естественный результат власти мира над тем, что выше мира, хотя и в мире. Когда подготовка к Собору стала несомненным фактом, то для меня побыть на нем – казалось высшим духовным счастьем. Он мне представлялся «Вифездою» Русской Церкви. О программной работе, о плодах ее я не думал. Я думал только об одном – со всей Церковью в лице Собора погрузиться в благодатную купель Святого Духа, всем обновиться в ней. А потом уже о том, что он будет делать. Собор скажет в свою меру: «Изволися Духу Святому и нам». В молитвенном акте открытия Собора я внутренно и переживал это духовное настроение. Казавшееся невозможным – осуществилось, немыслимое сделалось событием, событием обновившим Церковь, укрепившим ее. Кто знает, выдержала ли бы она одиннадцатое небывалое по силе гонение, если бы не была подсилена благодатью особоровавшего ее Святого Духа?

Нечто подобное я получил