Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не меньшее значение, для превращения Европы в «пылающий континент», имел и тот факт, приходил к выводу американский посол в Лондоне, во время Первой мировой, У. Пэйдж, что «Все аристократии выросли в основном из войн»[1795], именно поэтому «короли и привилегированные люди держали части мира отдельно друг от друга. Они откармливаются на провинциализме, который ошибочно принимается за патриотизм»[1796]; при этом «столько стран, столько рас, столько языков в таком кружочке, как Европа, положительно навлекают на себя смертельные различия»[1797].
Наглядным доказательством тому могли являться европейские революции 1848 г., когда, как пишет В. Шамбаров, «все «освобождающиеся» нации повели себя крайне агрессивно. В Австрии передрались все против всех — хорваты, венгры, чехи, немцы. Причем все переманивали императора Фердинанда I на свою сторону и выражали готовность подавлять остальных»[1798]. Другим примером мог служить разгром турецкой империи на Балканах в 1877–78 гг., который привел к череде Балканских войн: сначала освобожденных стран против остатков бывшей империи, а затем их же за передел добычи между собой, втягивая в эту племенную борьбу Великие державы. Именно эти войны превратили Балканы в «пороховой погреб Европы», для которого оказалось достаточно одной искры, чтобы вспыхнула Первая мировая.
Даже одна только попытка смягчения имперской политики немедленно приводила к новым войнам. Примером могли служить подобные попытки России в отношении Польши, которая воспринимала их за слабость и немедленно восставала в 1830 и 1863 гг., сразу же выдвигая свои претензии на создание Великой Польши, включающей украинские, белорусские и литовские земли.
Именно поэтому Австро-Венгрия, Россия и Турция не могли пойти по пути Англии. Континентальные державы всеми средствами были вынуждены обеспечивать необходимое, для общего развития, единое экономическое и политическое пространство входящих в них народов. Только «Империя, — подчеркивал этот факт Г. Уэллс, — гарантировала устойчивый мир и безопасность»[1799].
Российская империя
Нам мало рассказывают о том, что сделала Россия для цивилизации.
«Чтобы государство превратилось из крайне примитивного в предельно богатое, нужно совсем немного, — отмечал А. Смит, — мир, необременительные налоги и сносное оправление правосудия, все остальное появится в результате естественного хода вещей»[1801]. «Мир, — подтверждал эту закономерность Дж. Вашингтон, — является самым могущественным инструментом нашего растущего процветания»[1802].
Как один из родоначальников современной экономической теории — А. Смит, так и первый президент США — Дж. Вашингтон, в качестве первого условия процветания государства ставили — мир. Не будет мира — все остальные постулаты теряют смысл, поскольку они становятся физически невыполнимыми. Войны разоряют государство, уничтожают накопленные богатства и социальный капитал, требуя жесткой мобилизации экономики и власти: «в периоды войн не может идти речь о нормальных отправлениях государственного хозяйства, — чрезвычайные события порождают чрезвычайные меры»[1803].
В основе создание Российской империи лежала именно идея мира: «Этнографическая карта России говорит нам, — пояснял в 1916 г. британский историк Ч. Саролеа, — о переселениях и революциях рас, так же как геологическая карта говорит нам о революциях земной коры. Чуды и чуваши, татары и черемисы, калмыки и киргизы, финны и самоеды, грузины и лезгины, персы и армяне, евреи и румыны, немцы и шведы, поляки и литовцы, великороссы, белороссы, малороссы — каждая единица этого Вавилонского народа является живым свидетелем трагического прошлого… Кажется, что такое множество разнородных рас не может жить под одной властью и одним законом»[1804].
«Но заметим, — подчеркивал Ч. Саролеа, — что эти расы не только различны, но и непримиримо враждебны. А инстинктивная враждебность расы осложняется различиями в языке, религии и привычках. Чтобы заставить все народы, которых превратности истории свели вместе на одной и той же территории, жить в мире, мы должны снова иметь энергичное, военное, централизованное правительство, которое будет играть роль судьи и миротворца и которое может сдерживать и подавлять стихийную анархию и гражданскую войну, которые всегда готовы вспыхнуть. Всем этим людям Российская империя принесла ту же высшую пользу, что и Римская: Pax Romana, Царский Мир… В этом как раз и состоит цивилизационная роль, которую Россия играла на протяжении веков»[1805].
Конечно «в строительстве своей империи русские вовсе не выступали в роли ангелов и альтруистов, — отмечает Буровский, — Но никто другой не был ни ангелом, ни альтруистом. Абсолютно все народы, которые включила в себя Российская империя, или имели свои империи, или пытались их создавать…»[1806]. Но вместе с тем, создание Российской империи носило совершенно особый характер, коренным образом отличающий ее всех от других империй.
Это коренное отличие заключалось в том, что русские не порабощали завоеванные народы, а объединяли их. В определении В. Соловьева, Россия изначально была «многонародною семьëю»[1807]. «Польза государства состоит в том, — постулировалось в официальных документах, — чтобы присоединенные к государственному телу народности, сохраняя свой внешний и внутренний облик, со всею искренностью и преданностью служили благоденствию, величию и славе общего отечества, сознавая себя его живыми и деятельными членами»[1808].
«Русское правительство, — подтверждал П. Столыпин, — никогда не стремилось к денационализации проживающих в пределах государства народностей. Весь ход исторического развития империи показывает, что при присоединении к государству земель, населенных инородческими племенами, монархи российские, желая обеспечить каждой народности привычный ей строй жизни, стремились обыкновенно сохранять неприкосновенными установившиеся в данной местности правовые отношения»[1809].
Н. Бердяев связывал эту особенность Российской империи, с национальной особенностью русской нации: «Мессианизм, переходящий в отрицание всякого национализма, хочет, чтобы русский народ жертвенно отдал себя на служение делу избавления всех народов, чтобы русский человек явил собой образ всечеловека. Русской душе свойственно религиозное, а не «интернациональное» отрицание национализма. И это явление — русское, характерно национальное, за ним стоит облик всечеловека, который решительно нужно отличать от облика космополита»[1810].
Русские изначально были не столько нацией, сколько основой российского суперэтноса объединяющего другие народы, что и выработало в них, по словам немецкого философа В. Шубарта, «всечеловеческие чувства»[1811]. «Российский народ, уникальный по своей культуре и мышлению…», — подтверждал канадский исследователь Р. Эйли, особенность России заключается «в самобытности россиян, не похожих ни на один народ мира. Что и дает повод говорить о России, как об одном из центров человеческой цивилизации…»[1812].
«Неверно думать, что Русское государство стало многонациональным только в XVI веке, — писал Д.