Как и ранее, чрезвычайно беспокоили турки, которые после разрыва с каталонцами в 1314 г. попросили Андроника II предоставить им свободный проход на родину, и царь дал согласие. Это было разумное решение, однако оно неожиданно для царя столкнулось со своеволием его собственных военачальников, у которых родились собственные планы. Узнав, с какой богатой добычей турки собираются возвратиться к себе, они решили, что это – несправедливо, а потому следует напасть на османов и вернуть награбленное.

Увы, алчные вельможи не отличались не только дисциплиной, но и военным опытом, а потому турки без особого труда обнаружили засаду, которую те приготовили для османов. Без особого труда турки захватили близлежащую крепость и там укрепились. Вялые попытки греков захватить ее штурмом ничего не дали, а турки снеслись со своими соотечественниками в Малой Азии и совместно с ними начали устраивать вылазки и набеги на соседние земли[643].

Опасаясь, что, осмелев, османы совершат нападение на Константинополь, ослушники командиры обратились к Михаилу IX с предложением собрать воедино все военные отряды и совместными усилиями, во главе с царем, взять крепость. Тот согласился, но собранное из земледельцев воинство вызвало у османов смех. Их предводитель во главе 700 всадников напал на центр византийской армии, где возвышалось царское знамя, и без труда разогнал противника. Потери у ромеев были небольшие, но множество солдат попало в плен, а в качестве добычи турки взяли царский венец (калиптру) Михаила IX и все содержимое его палатки. Безусловно, это был настоящий позор[644].

Спас положение простой командир среднего звена Филис Палеолог, попросивший у царя разрешения самостоятельно набрать войско для борьбы с турками. В буквальном смысле слова речь шла о плане национального спасения – настолько плохо шли дела у византийцев. Сам император приказал по всем храмам служить Литургию и щедро награждал священников за их горячие молитвы к Христу о спасении Империи.

Надо сказать, юный Филис Палеолог был замечательным командиром и блистательным образцом подлинного патриота. Явившись к войску, Филис отобрал самых боеспособных и храбрых, поднимая их дух разговорами о бедствиях отечества и щедро одаривая подарками. Сам командир одевался очень скромно и старался ничем не выделяться от обычных солдат. Все свободное время он тратил на обучение новобранцев, попутно наладив сбор сведений о врагах.

Наконец, в один из дней ему доложили, что отборный отряд турок отправился в набег. Филис тут же устроил засаду, в которую и попали османы. После тяжелого боя враги были наконецто повержены. Крепость, в которой скрывались остатки турок, осадили, а вскоре к византийцам пришла подмога: 2 тысячи конных триваллов и генуэзцы. Совместно с ними византийцы разгромили последних османов. За этот подвиг царь наделил Филиса Палеолога титулом протостратора[645]. Увы, это уже были последние победы византийского оружия…

Помимо внешнеполитических проблем и церковного раскола, императору Андронику II Палеологу приходилось считаться с возросшей мощью аристократии и ее попытками узурпировать власть или создать самостоятельные политические образования, независимые от царя, что проявилось уже в самом начале его правления.

Желая уберечь восточные территории от набегов турок, василевс направил к реке Меандр двух талантливых полководцев: молодого, пышущего силой и здоровьем Алексея Филанфропина и пожилого, опытного Ливандария. Алексей очень удачно исполнял свою миссию и, присоединив к своему войску в качестве союзников татар и тех мусульман, которые предпочли жить под властью Византийского царя, нанес туркам несколько тяжелых поражений. Двор Филанфропина стал веселым, пышным и богатым, что вызвало подозрения его старшего товарища. Ливандарий посчитал, что Алексей желает отложиться от Империи и создать свое государство в Малой Азии. Это действительно были небезосновательные подозрения – вблизи Филанфропина собрались люди, убеждавшие полководца в необходимости объявить себя самостоятельным правителем. После некоторых колебаний Алексей принял соответствующее решение (тайное, разумеется) и для начала запретил своему войску поминать имя Андроника II Палеолога на богослужениях при многолетиях царственному дому.

Вести об этом достигли через верного Ливандария царя, чем очень смутили его. Но никаких других войск для войны с самозванцем у него не было, и он решил уповать на помощь Богородицы. На его счастье, Филанфропин совершил ошибку – вместо того чтобы обезвредить Ливандария, он почемуто решил пленить двоюродного брата василевса Феодора, проживавшего поблизости. Пока мятежник гонялся за царственной особой, Ливандарий нашел деньги и быстро собрал отряды, размещавшиеся на данной территории в разных местах. Буквально в течение 10 дней он уже имел довольно сильную армию. Более того, Ливандарий подкупил выходцев с Крита, на которых полагался Филанфропин, и пообещал им щедрое вознаграждение, если те помогут схватить Алексея. Вскоре так и случилось – Филанфропин был схвачен и ослеплен[646].

Это была «первая ласточка», свидетельствующая о серьезных переменах, произошедших в политической системе Византийской империи. Уже во времена династии Ангелов императоры с опаской глядели в сторону высших аристократических кругов, существенно влиявших на их политику. Сильные Ласкариды с громадным трудом и с использованием далеко не самых популярных средств сумели обеспечить самодержавный характер своей власти. Это удалось и отважному Михаилу VIII Палеологу, в отчаянном прыжке и при помощи террора вынужденного обеспечивать право императора принимать решения без оглядки на частные интересы высокопоставленных лиц. Но при кротком Андронике II высшие аристократические круги взяли несомненный верх над царской властью – в той мере, в какой сами того желали.

При дворе расцвели всевозможные семейные династии сановников, обладавших почти царскими титулами – севастократоров, кесарей, деспотов, а их регалии и права, по справедливому замечанию одного историка, затмили чистоту Римовизантийского самодержавия. Даже в самих царских семьях произошла трансформация сознания, допускавшая наличие собственных интересов не только у дальних родственников, но и у прямых наследников престола, цариц и соправителей императоров[647].

У Андроника II имелся младший брат Константин Порфирородный (1261—1306), отношения с которым не сложились с самого детства. Во дворце поговаривали, что Михаил VIII Палеолог любил Константина больше Андроника и даже намеревался выделить ему Фессалию и Македонию в качестве самостоятельного владения. Но отец скончался, не реализовав до конца свой замысел, зато оставив в собственность Константину многочисленные земельные наделы, от которых тот получал большие доходы.