— Неважно. Ничего особенного.

После ухода Шона Лили долго сидела на диване. Сгущалисьсумерки, но она не зажигала свет. Лили думала, долго ли ей придется сидетьздесь, пока кто-нибудь обратит внимание на ее отсутствие. Может, ее ждет участьтех забытых всеми, одиноких людей, о которых иногда читаешь в газетах? РаньшеЛили наслаждалась своей независимостью и одиночеством. Сейчас, ощутив вкуссемейной жизни, хотела совсем другого. И это другое было так близко — толькоруку протяни. Шон хотел от нее одного: чтобы она согласилась с его решением поповоду Грега Дункана. Почему же она не согласилась? Ведь любовь требуеткомпромиссов. Наверняка, они пришли бы к тому, что приемлемо для всех.

Раз десять Лили тянулась к телефонной трубке, но потомотдергивала руку. Это было мучительно. Она не знала, что такое быть влюбленной,и не представляла себе, как вести себя после ссоры.

Когда Лили снова потянулась за трубкой, в дверь позвонили.Она вскочила с дивана и громко рассмеялась. Он вернулся!

Широко улыбаясь, Лили зажгла фонарь над крыльцом ираспахнула дверь.

— О! — воскликнула она, и сердце ее упало. — Привет, мама,привет, папа. — Обняв родителей, она пригласила их в дом.

— Мы решили приехать на турнир, — сказал ее отец. — Вайолетсказала, что он много значит для тебя.

— Вайолет посоветовала вам приехать?

— Нет же, она сказала, что турнир много значит для тебя.Поэтому мы и приехали, — нетерпеливо объяснила мать.

— Мы остановились в отеле «Хэмптон», — добавил отец. — Хотелипригласить тебя поужинать.

Ужин. Она собиралась поужинать с Шоном, но до этого недошло.

— Знаете что, — с наигранным радушием сказала Лили, —давайте перекусим здесь.

Они прошли на кухню. Когда Лили достала приготовленные еюблюда — салат, пасту с лобстером и сливочный крем — брови Шерон поползли вверх.

— Это ты называешь «перекусим»?

Отец Лили кивнул.

— Ты и одета совсем не для перекуса.

Она усмехнулась.

— Надо же, теперь вы осуждаете меня за это. — Два годаназад, объявив всем, что никогда не выйдет замуж, Лили начала собиратьколлекцию разноцветных итальянских тарелок из Скалы. Она накрыла для родителейстол в столовой, как для почетных гостей. У нее не было аппетита, и мать сразузаметила это.

— Что происходит? — спросила она.

— Ничего. — Лили, как обычно, пыталась держать с нимидистанцию, но это не удавалось ей.

— Ты всегда так говоришь, всю жизнь, — заметил ее отец.

— Потому что вы никогда не хотели знать правду, — отрезалаона.

Родителей потрясла ее откровенность.

— Ради бога, с чего ты это взяла? — спросила мать.

— Вам приятно думать, что у меня все в порядке и у Вайолетвсе в порядке, что у всех все прекрасно, и так было всегда.

Ее родители обменялись недоуменными взглядами.

— Но это не так, — возразил отец. Мать кивнула. — Мы всегдастарались по мере сил решать проблемы, возникавшие в нашей семье.

— Даже то, что касается Эвана? — Ну вот. Она произнесла это.Осмелилась упомянуть о скелете в шкафу, о котором все знали, но никогда неговорили. На этот раз она не позволит им сменить тему.

— А какое тут может быть решение? — спросила мать. — Оттакой потери все равно нельзя оправиться.

— Поэтому вы почти разрушили ваш брак и испортили жизньсвоих детей?

— Не понимаю, почему ты так считаешь. — Отец пожал плечами.— Мы женаты уже тридцать пять лет, да и у вас с сестрой вроде бы все нормально.

Лили вцепилась влажными ладонями в край стола, словнонадеясь найти в нем защиту.

— Я не могу говорить ни за вас с мамой, ни за Ви. Но у меняне все нормально. Совсем нет. Я даже не могу сказать любимому человеку, чтолюблю его.

— И ты обвиняешь в этом нас? — Вынув из кармана носовойплаток, отец начал протирать им очки.

— Нет, но я всегда чувствовала себя виновной в смерти Эвана.— Лили слышала, как произносит эти слова, но не верила собственным ушам. — Каквы думаете, почему?

В комнате воцарилась тишина. Отец открыл было рот, но матьпредостерегающе коснулась его руки.

— Теренс, я сама скажу. Лили права, ты же знаешь. Послесмерти Эвана мы уже никогда не были счастливы. Мы просто... жили. Но, Лили, яникогда не обвиняла тебя. Как ты могла подумать такое? Я винила только себя.Тебя я простила. А себя никогда не прощу. И это самое страшное — когда неможешь простить себя. — Говоря это, она продолжала держать мужа за руку. ИЛили, со слезами на глазах, положила свою ладонь поверх рук родителей.

— Лили, я боюсь забыть свою маму. — Чарли стояла перед ней втрусиках, держа в руках пеньюар, в котором спала каждую ночь после аварии. Страгическим выражением лица она подняла его повыше, и Лили увидела, что онрасползается по швам, а кружева протерлись до дыр.

Лили взяла у девочки пеньюар, опустилась на кровать иусадила Чарли к себе на колени.

— И меня! — Эшли тоже забралась на кровать.

Лили вдыхала их запах, чувствовала тепло их тел. «Как я жилабез этого раньше? — спрашивала она себя. — Как смогу жить без этого?» Глубоковздохнув, она отогнала эту мысль. Каковы бы ни были их разногласия с Шоном,ничто не меняло ее отношения к детям Кристел. Когда Лили приехала к ним в этоутро, Шон и Камерон уже отправились на турнир. Миссис Фостер присматривала задевочками.

Чарли потерла истончившуюся шелковую ткань между большим иуказательным пальцами.

— Он весь разваливается, а когда развалится совсем, я забудуее.

Лили взяла с тумбочки зеркальце из набора Барби.

— Дорогая, это невозможно. Посмотри сюда. Что ты видишь?

— Себя.

— А кого ты себе напоминаешь?

— Это просто мое лицо.

— И лицо твоей мамы. — Лили поразилась сходству Чарли сКристел. — У тебя глаза мамы и ее улыбка, и с каждым днем ты будешь все большепоходить на нее. Но главное, она в твоем сердце. И та любовь, которую дариливам мама и папа, она тоже здесь и тоже будет расти. Ты сохранишь ее навсегда.

Эшли, что-то пролепетав, сжала зеркальце обеими руками.

Чарли прижалась к Лили.

— Но мне хочется, чтобы мама и папа вернулись.

— Я знаю, малышка. Нам всем хотелось бы этого. — Лилиприжалась подбородком к макушке девочки.

Чарли встала и с забавной, почти взрослой торжественностью,аккуратно свернула пеньюар и положила его в нижний ящик комода. Медленно,словно выполняя таинственный ритуал, она задвинула ящик назад.