Он хотел сказать, что вынужден мыкаться без своей доли имущества до тех пор, пока ему не погасят имя. И его это очень огорчает.

Поэтому он решил не ждать у моря погоды, а ехать в город и пытаться самому устроить свою жизнь.

△ Лени́вый (при употреблении мужчинами)

△ 懒（男人的用法）

У моего приятеля была своя строительная бригада, которая часто нуждалась в рабочих руках. Я отправил туда Куйюаня вместе с его товарищем, рассудив, что там они смогут заработать и заодно освоить новое ремесло.

Но через несколько дней они со скорбными лицами объявились у меня на пороге и в один голос заявили, что работать на стройке не могут. Да, никак не могут.

– Что случилось?

– Да ничего.

– Улочная болезнь?

– У меня улочной болезни отродясь не было. Просто… спекся весь.

– На солнце спекся?

– Ну.

– А панаму надевал?

– Да какой от нее толк.

– А в деревне ты как не спекся? Мы в Мацяо каждый день на солнце работали.

– Я… в деревне и не работал никогда.

– А что же ты делал целыми днями?

– Да ничего, иногда братцу Яньу помогал долги собрать, зерно на склад отвезти. А так все больше гулял, в карты играл, шары гонял, в гости ходил.

Куйюань улыбнулся и обменялся взглядом со своим товарищем. Тот лузгал семечки, посматривая в телевизор, но на словах Куйюаня с готовностью заулыбался.

– Вы же молодые совсем, почему такие ленивые? – Я выбрал очень обидное слово.

– Точно, ленивые! – радостно согласился Куйюань. – Я и дома ленился, дров никогда не колол, воды не носил, рис промывать не умею, даже помои свиньям не умею готовить.

– И я тоже, – поддакнул парень с семечками. – Спроси меня, где лежат серп с коромыслом или чем свиней кормить – ни за что не скажу.

– Я как в карты уйду играть, две недели дома не появляюсь.

– В карты я не играю, зато езжу в город к третьему дядюшке – на мопеде гоняю, телевизор смотрю.

Я удивился. По их гордой интонации, по их кичливым рассказам я понял, что значения некоторых слов давно мутировали, что в мире полным ходом идет кампания по переопределению лексических единиц, только я ничего о ней не знаю. Слово «ленивый», произнесенное мной с таким презрением, для них давно превратилось в медаль, за которую следовало сражаться, а потом гордо носить на груди. А обличаемый мной порок стал синонимом свободной, приятной, респектабельной жизни, которую могут позволить себе только самые недюжинные люди, воплощением недосягаемого идеала. О чем нам было говорить дальше?

Конечно, исходное значение слова «ленивый» не размылось окончательно – обсуждая знакомых девушек, парни вспоминали, какая из них ленивая, а какая работящая, и дружно порицали лентяек. Отсюда видно, что у них сформировался отдельный мужской словарь, не применимый к женщинам. И прилагательное «ленивый» в нем было окружено ореолом славы. Но если это случилось с «ленивым», остается только гадать, что стало с прилагательными «деспотичный», «жестокий», «коварный», «вероломный», «бездарный», «преступный», «алчный», «продажный», «пошлый», «лживый», «прогнивший», «подлый», «угодливый» – быть может, в новом мужском словаре не найти более достойных слов для похвалы, и значительная часть мужчин готова примерить их на себя. А если какие-то мужчины до сих пор не признают нового словаря, это отнюдь не означает, что словаря не существует, а означает лишь, что сами они – языковые отщепенцы, жалкие ретрограды, оставшиеся за бортом словарных преобразований.

Разговоры людей чаще всего ведутся в пределах двух, а то и нескольких словарей. И далеко не все собеседники справляются с трудностями перевода словарных значений, а тем более могут преодолеть череду ловушек перевода скрытых контекстов восприятия каждого слова. В 1986 году я посетил «художественную колонию» в штате Вирджиния – так назывался творческий центр, где работали художники. От слова «колония» мне все время было не по себе. После я узнал, что в памяти жителей большинства западных метрополий слово «колония» не связано с резней, пожарами, изнасилованиями, грабежами, с ввозом опиума и другими ужасами – нет, для них это вполне миролюбивое слово, означающее незнакомую землю, которую предстоит сообща заселить и освоить; более того, на Западе слово «колония» овеяно романтическим флером – это край первопроходцев и искателей приключений, край, куда отправляются морские экспедиции, где разворачиваются проекты освоения новых земель и распространения цивилизации, до сих пор живые в имперской памяти. «Колония» – форпост завоевателей, бастион героев, рай для победителей. Так почему бы людям на Западе не назвать колонией творческий центр, где трудятся художники?

Там же, в Америке, я встретился с синологом по имени Хансен, он был женат на китаянке и работал журналистом в азиатском отделе одной большой редакции. Хансен с большим сочувствием слушал мои рассказы о страданиях китайского народа, а дослушав, разразился негодованием в адрес виновников этих страданий. Но вдоволь посочувствовав и выразив свое возмущение, он повел себя несколько странно: очки Хансена радостно сверкнули, а указательный палец закружил по столу, словно выводил буквы на бумаге или дирижировал невидимым оркестром. Наконец, не в силах унять возбуждение, он позвонил своему знакомому и пригласил его немедленно к нам присоединиться – Хансен говорил, что я рассказываю потрясающие истории, каждая на вес золота! Таких эффектных историй он еще не слышал… Его слова больно меня укололи, если точнее, мне стало не по себе от слова «эффектный». Мой отец покончил с собой – ощущал ли он эффектность своего жеста, опускаясь на дно реки? Младшего брата моего друга расстреляли по ложному обвинению – знал ли он, какую эффектную сцену устраивает, когда рыдал перед казнью, не найдя в толпе лица родителей? Сына моего товарища убили хулиганы – сознавал ли его отец, какой эффектный выходит сюжет, когда забирал его вещи из университета и не мог поверить, что это он и никто другой сочиняет эпитафию на памятник своему сыну?.. Я не сомневаюсь в искренности Хансена, в своих статьях он всегда ратовал за справедливость и старался помочь китайскому народу, наконец, при его содействии я получил стипендию и приехал в Штаты по научному обмену. Но слово «эффектный», которое он употребил, происходило из словаря, недоступного для моего понимания.

Очевидно, в его словаре страдания были не просто страданиями, а материалом для статьи или выступления, условием, необходимым, чтобы пробудить в народе волю к сопротивлению, а стало быть, чем тяжелей страдания, тем ярче и эффектней окружающий их ореол. Словарь Хансена подразумевал, что покончить со страданиями можно лишь получив новые подтверждения этих страданий и убедив как можно больше людей в необходимости, неотложности и праведности