новой западной философии» начиная со Спинозы и Лейбница – вплоть до современных реалистов и критиков неокантианства, но – античный Логос не следует отождествлять с личным христианским Логосом (там же: 117).

Франк дает свое определение философии, как он ее понимает.

«Философия по своей сущности не только наука; она вообще, вероятно, наука лишь в прикладном смысле; первоначально же, по своей исключительной сути, она – наднаучное интуитивное мировоззренческое учение <…> в очень тесной связи с религиозной мистикой» (там же: 163);

см. также (там же: 151). Русскому же мышлению интуиция присуща

«так сказать, с малолетства <…> ему совсем не свойственно постижение истины в логических связях и благообразной систематичности. Хотя систематическое и понятийное познание ему не кажется чем-то второстепенным, но всё же является чем-то схематичным, совсем не способным дать полную и живую истину и в литературной форме» (там же: 151);

см. также (там же: 163). «Конкретный интуитивизм русской философии» основан на таком ментальном свойстве русского мышления (а не-русского?). Более того, Франк убежден (и не безосновательно), что «эпохи веры – всегда эпохи творчества, прилива новых сил», а эпохи развития наук – эпохи «упадка, оскудения и застоя» (Франк 1953: 23).

Интуитивистская философия Франка, полагают исследователи, независима от той же позиции Лосского, но влияние на обоих (как и на Льва Карсавина, на Бердяева и других реалистов) философии Николая Кузанского несомненно (см. (Хоружий 1994: 57 – 58)). Может быть, в этом смысле Франк и предлагает «вернуться назад» (Гулыга 1995: 202), а вернуться назад – в смысле теории познания (поскольку она нас здесь интересует) значит, обогатившись ratio, вернуться в Логос, т.е. снова окунуться в Слово как источник всего. Но вернуться полностью и целиком невозможно, слишком отягощены мы грузом полученного знания. И даже свою теорию познания Франк дает нам как теорию знания, подробно объясняя причину этого:

«Теория знания исследует не процесс познания или познавания (отчего ее и не следует называть теорией познания, во избежание ложных толкований), а природу самого знания, как объективного отношения обладания истиной. Она исследует не процессы, происходящие внутри познающей личности, а само отношение между познающим субъектом и познаваемым объектом. Теперь (в 1922 г. – В.К.) ее часто называют, желая избегнуть смутного обозначения, „логикой знания“, „феноменологией знания“ или просто „основной наукой“» (Франк 1993: 18).

«Теория знания» есть теория познания в рамках онтологии.

Реализм Франка радикален потому, что он стоит у последней черты Логоса, протягивая руку Рацио.

Вообще же, надо заметить, у Лосского и Франка заметны уклонения от реализма в сторону концептуализма или номинализма, но только уклонения, необходимого для полного осмысления метафизического объекта с разных его сторон. Именно поэтому, может быть, и тот и другой – философы по преимуществу. Даже в богословских их философемах нет ничего богословского. Даже в изяществе их стиля нет никакого литературоведения. Даже в исторических их справках нет никакого следа нудных исторических комментариев.

2. Интуиция абсолютного

Метафизическим предметом философствования Франка является непостижимое, общее, Абсолютное. Неважно, чтó имеется в виду в каждом случае употребления термина (даже терминов: у Непостижимого много имен); когда речь идет об общем, достигнутое о нем знание может оказаться приложимым к любой, столь же общей, категории. Вполне возможно, что (с точки зрения Логоса нет ничего невозможного) Абсолютное есть концепт.

Все показанные категории слишком абстрактны, находятся за чертой рационального, а

«иррациональное мы должны мыслить чем-то вроде субстрата или materia prima» (Франк 1990: 233).

«Абсолютное, сверхвременное бытие и Всеединство суть тождественные понятия <…> Абсолютное всеединство есть <…> живая вечность или вечная жизнь» (Франк 1915: 170, 371),

которая присутствует в каждом, так что

«сверхъэмпирическое абсолютное в нас мы сразу сознаем и как свет знания, и как вечное благо – как то неизъяснимое высшее начало, которое русский язык обозначает непереводимым и неисчерпаемым до конца словом правда» (Франк 1990: 104).

Постижение абсолютного возможно лишь интуицией, поскольку сверхвременное и сверхпространственное не поддается «трехмерному» нашему разуму.

«Догадка (поскольку она оправдывается) есть предвосхищение содержания предмета в состоянии необладания предметом, тогда как возможность знания требует подлинного обладания предметом, которое дано лишь в интуиции <…> Интуиция как таковая по самому понятию своему безошибочна, есть созерцательное обладание самим предметом и так же отличается от догадки, как видение вещей при ясном свете отличается от ориентировки наощупь в темноте» (Франк 1915: 308 – 309).

Интуиция созерцательного порядка (как погружение во вневременное единство) с оборотной своей стороны

«есть еще интуиция-жизнь, в которой наше „я“ не только созерцает объект (т.е. имеет его вневременно), но и живет им, т.е. не отрешается от переживания в пользу знания, а сливает себя с жизнью всеединства» (там же: 429).

Это одна и та же интуиция, но в разных своих явлениях, поскольку и

«вневременное бытие есть, следовательно, бытие сферы возможности или только возможное бытие; временное бытие присоединяется к этой возможности действительность, есть осуществление, воплощение возможного» (там же: 375).

Возникает традиционное для философии единоборство между реализмом и номинализмом.

«Проблема определенности как вневременного единства есть проблема сущности „общего“ как такового. Исторические формы ее решения, как известно, распределяются по типам номинализма, концептуализма и реализма»,

и приемлема только последняя позиция, поскольку

«номинализм есть отрицание вообще наличности в бытии или в предмете знания вневременного общего, тогда как реализм есть утверждение этой стороны» (там же: 245 и 373).

«По меткому указанию Лосского, номиналист воображает, что утверждение реальности „лошади вообще“ равносильно утверждению, что эта „лошадь вообще“ пасется на каком-то лугу. Если же принять во внимание, что общее, именно в качестве общего, не есть единичное, и потому не может „быть“ в определенном месте и определенной точке времени, а может быть только сверхпространственно и сверхвременно – так что „лошадь вообще“ не может быть „единичной лошадью“, а может быть только, как реальное единство, проникающее всё множество единичных лошадей и существующее в нем – то недоразумение само собою исчезает. „Лошадь вообще“ не существует так, как существует отдельная лошадь; но она реально есть как единство зоологического вида лошади, который не выдуман людьми, а есть подлинная реальность в самой природе» (Франк 1930: 71).

Абсолютное представлено в идее. И

«совсем не случайно слово идея имеет двойной смысл того, что „мыслится“, „находится в мысли“ (в качестве образа. – В.К.),