Из крепости не доносилось ни звука. Он быстро промерз, потомвроде бы донесся стук копыт. Он напряг слух, но со стороны крепостной стеныпо-прежнему тихо, словно там вымерло. Мелькнула мысль, что если противниквздумал бы сейчас не то, что напасть, но даже послать кого-то на разведку, тозахватил бы всю крепость и перерезал сонных...

Стуча зубами, он нырнул, выплыл из-под причала. На востокенебо начало светлеть. На берегу отряхнулся всем телом, как огромный пес, брызгис мокрой одежды полетели во все стороны.

У ворот с этой стороны уже пусто. Он перебежал ближе, весьпревратившись в слух, заглянул во двор, так же быстро пронесся до крыльца. Ужев холле его пальцы сомкнулись на рукояти меча.

Лестница скрипела оглушительно. Он взбежал наверх, страшныйи взъерошенный. Если же двое не уехали, а только затаились, убрав коней отворот, то сейчас яростная схватка, он больше не станет прятаться даже отколдовства...

На лавке возле дверей его покоев сидели Рикигур и Фюстель.Рикигур не двигался, подремывал, а Фюстель обоими кулаками тер глаза.

Оба разом повернули головы, Рикигур, однако, вскочил первым,в руке неуловимо быстро оказался меч:

— Стой! Кто... О, рекс!

Фюстель раскрыл глаза шире.

— Рекс... как ты прошел мимо? Мы не смыкали глаз!

Его глаза были красные, воспаленные. Их взгляды опустилисьна мокрые следы, что оставались за Фарамундом. Он заставил замерзшие губырастянуться в улыбке:

— Но я все-таки сумел выскользнуть, верно?.. Сплавал зареку на ту сторону. Хотя все верно, никакие женщины того не стоят...

Она уставились остолбенело за закрывшуюся дверь. Фарамундбыстро сбросил мокрую одежду, слышал, как Рикигур и Фюстель обсуждаютслучившееся. Рикигур ругался, что ему как будто песку в глаза бросили, аФюстель, которого колдуны застали с открытыми глазами, ворчал, что он вовсепочти ослеп, глаза пересохли, будто полдня смотрел вверх на непривычно яркоеюжное солнце...

В своей комнате Фарамунд дико осмотрел стены, ложе, стол. Заокном все еще видны звезды, но небо посветлело, вот-вот алая заря растечется повсему хрустальному своду.

За ним все еще оставались мокрые следы. Он подкрался к окнуближе, со двора доносится обычный привычный шум: кузнец стучит железом, вконюшне возятся лошади, от колодца донесся скрип колеса.

— Что же это, — прошептал он. Зубы стучали, как влихорадке. — Что же это было?.. Кто такие Старшие? Почему так важно меняубить?.. Убить именно меня?

По мере продвижения к югу его войско не таяло, а росло. Этонарод назывался франками, но в войске были отряды гепидов, лангобардов,тевкров, а также множество разных готских племен, что говорили на разныхдиалектах. Шли к нему, ибо чье, как не имя Фарамунда из всех рексов, конунгов иархонтов, звучит особенно громко? О нем говорят с восторгом и завистью, аразмеры его добычи, по слухам, превосходят воображение. Города и бурги он беретс такой легкостью, словно это беззащитные деревушки, а гарнизоны признают еговласть и клянутся служить ему.

Зима еще не наступила, да и наступит ли в этих краях, когдапришли тревожные вести из земель, завоеванных им всего в прошлом году. Воссталихаддоны, перестали платить дань терлигоны, а кумвры вообще признали властьневедомых гуннов, странного звериного народа, что выплеснуло из Степи...

— Войско распределить по гарнизонам, — велелон. — Укрепиться! И — ждать. Я возьму только легкую конницу. Пройдусь,поинтересуюсь, что же не так...

Громыхало бухнул тяжелым голосом:

— Завоевать всегда легче, чем удержать. Но мы и такпокрыли себя славой!

Фарамунд процедил сквозь зубы:

— Я не хочу, чтобы то, что создал я, постигла участь...

Он не договорил, кулаки его сжимались, из груди вырывалисьяростные хрипы. Громыхало спросил осторожно:

— Участь чего? Если того государства, что создалМаробод, то... все же он погулял со своими ребятами по Европе! Всех трясло.

— Маробод умер, — выдохнул Фарамунд, — и тутже могучая держава рухнула!.. Это было только вчера, но теперь даже его народанет! Исчезли, испарились. Перестали быть. Не-е-е-ет, мы будем! Убьют ли меняили сам помру, но то, что сейчас сделали... останется!

Громыхало пожал плечами, но спорить не стал, спросил:

— Я с тобой? А то мне здесь, если честно, делатьнечего. Не люблю сидеть за крепкими стенами.

— А кто говорил, — напомнил Фарамунд, — чтомечтает о спокойной старости?

Он улыбался, и Громыхало с облегчением улыбнулся. Ужепонятно, снова плечом к плечу к рексом в бой, в сражения, приключения! Азавоевания... Рекс говорит громко и яростно, убедительно... но только для тех,кто не знает его так хорошо, как знают ближайшие соратники. Как знают те, ктовидел Лютецию и видел, с какими безумными глазами рекс вынес ее из горящегодома.

А эти завоевания... Он начал их ради Лютеции, сейчасдвижется по инерции, как лодка, которую разогнали, а потом выбросили весла.

Меняя коней, он с отборным отрядом двигался на север.Просторы южной Галлии быстро сменились дремучими лесами. Старые римские дорогибыстро зарастали, держались только вымощенные широкими каменными плитами.

Когда-то он ехал через такой же лес с одним Громыхало, акогда набралась дюжина воинов, считал себя могущественным вожаком! Сейчасвозвращается с тысячей всадников, а войско почти не сократилось...

Дни и ночи то слева, то справа, а то и прямо на путиподнималось и быстро росло облако пыли. Потом выныривали всадники с худымипокрытыми пылью лицами, показывались волы или коня, терпеливо волокущие повозкис женщинами и детьми. Целыми племенами перемещалось всякий раз на юг, в теплыестраны, к теплым морям. Иногда среди ночи доносилось мычание скота, скрипповозок. Ехали с женами, с детьми, всем племенем или частью племени, что всостоянии жить отдельно и считать себя ростком нового народа.

Он вспомнил рассказы о железных легионах римлян, ощутил, какот недоумения не в состоянии думать ни о чем другом. Если это правда, если, всамом деле, римская армия самая огромная и сильная на белом свете, то онидолжны были покорить весь мир!..

Правда, вот старая колдунья из бурга Свена... где онасейчас?.. уверяла, что так и было. Римляне покорили весь мир, за исключениемсовсем уж гнилых болот или безжизненных северных скал, куда просто побрезговалиили поленились опустить свой сапог.

Но куда делись эти огромные армии, под железной поступьюкоторых вздрагивала земля? Римская армия состоит из тех же франков и готов,которые служат империи и защищают ее от других наступающих франков и готов! Такчто сами римляне не гибнут в постоянных боях, кто им мешает плодиться?