вот и кончилась хозяйкина малина, а то ишь, прискакала утром, встрепанная, велела мне вон убираться, а я только в кулак посмеялась – завтра ее саму на выход попросят, пусть побегает по чужим крепостям, как королева наваррская

а мне что, я свою жизнь на пустом месте построила, как тот монах, что суп из камней варил, понемножку у горожан приправы выманивая, то мяса кусочек, то лука росточек – пятнадцать лет назад у меня, кроме воды и камней, за душой ничего не было, даже одеяло и то было заемное, а теперь чего у меня нету?

да все у меня есть! нету только маленького кусочка луны

Доменика

Я сижу в оранжерее, между снятыми на лето рамами и горшками с альстромерией. Солнце уже вышло из-за холма, в полдень я пойду в церковь, к своей покровительнице Доменике, здесь такой святой не знают, она калабрийская. Когда мы купили этот дом, я пошла в местную церковь, пожертвовала деньги на ремонт фасада и попросила поставить статуэтку в свободную нишу.

Завтра, как только объявят о начале аукциона, я выйду на подиум, отодвину Варгас и скажу свою собственную речь. Я должна это сделать, потому что лучшей траурной мессы придумать нельзя. В том же Вибо за гробом шли бы все родственники, пели бы певчие, падре утешал бы семью. «Проявите сострадание к своему народу в его печали». Но завтра не будет ни святой воды, ни свечей.

Господа, скажу я, все дивные саламандровые спинки, которыми вы здесь любовались, – это работы, заказанные мною у ремесленника средней руки. По желанию Алехандро Понти, записанному им собственноручно. Это не дружеский розыгрыш, это злая, поучительная комедия. Сегодня вы увидите настоящую серию, которую пока не видел никто, и сможете сделать свои ставки. Вот что имела в виду галерея, приглашая вас на возвращение великого Понти. Вот что подразумевалось под чудом, которое было вам обещано!

Потом я посмотрю на лицо Варгас, надеюсь, оно будет очень бледным, а косые перуанские глазки станут и вовсе щелочками. А потом я достану из бисерной сумочки гвоздодер и сделаю знак индейцу: ломай!

Думаешь, будет скандал? Ну и пусть себе. Они это проглотят, пошумят и проглотят. Висела же матиссовская лодка вверх ногами сорок семь дней, пока кто-то из посетителей не возмутился. Завтрашние газеты выйдут с восторженными шапками: Понти говорил с нами с того света, посмеялся над нами и снова нас удивил!

Вдова поразила публику своей речью, напишут они, когда сообщила, что завершает перформанс, начатый в августе прошлого года: покойный художник имел желание закончить его мистификацией, немного возмутившей респектабельную публику. Правда, гостям пришлось смириться, поскольку ничего незаконного не произошло.

Выйдя на подиум, сеньора Понти попросила слугу помочь ей, тот подошел к лоту номер один, достал инструменты и быстро разобрал антикварную раму, не обращая внимания на шум в зале. Потом он поступил так же с остальными лотами. Единственной работой, которую он не тронул, была голубая картина, уже знакомая читателям нашей газеты.

Публика завороженно наблюдала, напишут они, как на подиуме возникают холсты, совершенно не похожие на те, что участники намеревались купить. Дилеры выходили из зала, чтобы позвонить своим хозяевам, а в зале стали раздаваться выкрики: что такое? мошенничество, полиция, да как вы смеете!

Подняв руку и дождавшись тишины, вдова художника сказала: господа, мой муж хотел именно этого! Он хотел, чтобы вы увидели, как мало стоит личность художника, если за ней не маячит грозная сила эстимейта. Если ее не защищает подпись, вложенные деньги и само пристрастное, предубежденное общество, то есть – вы!

Обиженный гул усилился, люди окружили подиум, но тут вернулся один из дилеров и крикнул от дверей, что его босс понимает хорошую шутку и согласен продолжать. Тем более что скандал создаст уникальный провенанс и сделает холсты более ценным приобретением. После чего все успокоились, раздались тихие смешки, кое-кто даже захлопал, в зале включили полный свет, музыканты принялись настраивать инструменты, а публика приступила к угощению, предоставленному кафе «Бальтазар».

Вот что напишут в газетах. А я вернусь домой, оставлю индейца подготовить виллу для продажи, заполню в агентстве бумаги и уеду к матери в Вибо-Валентию. С этим городом у меня все кончено. «Проявите сострадание к своему народу в его печали, поднимите нас из тьмы этого горя». Что скажешь на это, Алехандро?

Радин. Воскресенье

Ледяной лебедь на столе вытянул шею и захлопал крыльями. Радин уставился на него, испытывая необъяснимую радость, и решил было протиснуться поближе, но тут кто-то тронул его за плечо. Девушка в форме «TAP Portugal» держала пластиковый поднос с леденцами в голубой обертке. Взлетные, сказал он, протягивая руку за леденцом, да у вас тут настоящая русская вечеринка. Стюардесса пожала плечами и понесла поднос дальше, мягко переступая ногами в вязаных деревенских носках.

– Ну вот, – сказал вынырнувший из толпы Гарай, – теперь можем начинать. Пойдемте в хвостовую часть, там есть табуретка.

Пространство галереи внезапно сузилось, как будто Варгас нажала потайную кнопку, стол превратился в проход между рядами, а гости покорно уселись в кресла с подлокотниками.

Иллюминаторы были совершенно белыми, как будто самолет пробивался сквозь тучи, Радин потрогал пальцем тот, что был поближе, и почувствовал бугорки застывшей краски.

Гарай уже тянул его за руку, сердито шипя на пассажиров, поставивших сумки в проходе. Табуретка оказалась складной лестницей с двумя ступеньками, Радин сбросил плащ, встал на лестницу, и все головы повернулись к нему. Контратенор фараона захлебнулся, и хор затянул псалом о сотворении мира. Гарай зашел сзади, крепко обхватил его за бока и хрипло крикнул:

– Двое по цене одного! Начальная цена указана в каталоге! Жду первую ставку, господа, кресло номер 11Е, вижу вашу руку!

– Вы не то делаете, – сказал Радин шепотом, оглядывая салон в поисках аварийной двери. Струнные вступили, а вот и пассакалья, конец третьего акта. Аукционист обошел его вокруг и сунул пальцы ему в рот.

– Зубы у обоих в прекрасном состоянии, кресло 14А, вижу вас хорошо!

Кто-то в задних рядах поднял руку с зажатой в ней программкой, и аукционист одобрительно щелкнул пальцами.

– Где Доменика? – спросил Радин, начиная сердиться. – Мне нужно поговорить с ней до завершения торгов.

– Доменика везде, – ласково ответил Гарай, обводя салон руками. – Сегодня же воскресенье, сынок! А торги кончатся быстрее, чем ты думаешь. Вот сейчас взвесим вас обоих, и покупателей прибавится.

– Взвесим? Это не меня нужно взвешивать, а сердце Аменхотепа!

– Разберемся. – Он развернул Радина спиной к салону, показывая белую изнанку холста, и публика завыла. Покачнувшись на лестнице, Радин схватился за стену и уткнулся носом в табличку «Пристегните ремни». Табличка была горячей, это его успокоило.

– Сердце должно весить не меньше пера! – сказал Радин, когда его повернули обратно. – Иначе отец фараона не попадет в царство мертвых. Вы же образованный человек.