— Светлеет, мастер.

Элати явно устала от нескончаемого тумана. Уже несколько часов мы продирались сквозь его всё истончающиеся, но неисчезающие нити. И вот, наконец, белые волокна начали потихоньку покидать наше общество. А впереди неторопливо вырастала очередная стена, на этот раз не слишком высокая и к тому же имеющая вполне приемлемый проход.

— Зайдём, крылатая? — вопрос был исключительно риторический. Леди, вероятно, понимала это так же хорошо и не удостоила меня ответом. Впрочем, я на него и не рассчитывал.

Мы вошли под холодные своды просторной арки и, преодолев несколько десятков метров, вышли на небольшую и действительно относительно светлую площадь. К некоторому сожалению, мы оказались не одиноки в своём присутствии на ней. Более того, как виделось, мы чуть не опоздали, хотя не лучше ли бы было опоздать?

На площади шла казнь. В центре стоял грубо сделанный эшафот, на котором находились два дьявола. Один обречённо положил увенчанную редеющими волосами голову на широкую колоду, а другой с чёрной повязкой на лице меланхолично точил огромный топор с пятнами ржавчины на лезвии. Оба хранили умиротворенное молчание, словно заранее обо всём договорились и теперь не хотели оскорблять разговорами разворачивающийся ритуал.

Столь же молчаливыми были и немногочисленные зрители, в расслабленных позах стоящие вокруг эшафота. Взгляды их были лишены всякой заинтересованности в происходящем, но, несмотря на это, эти же взгляды были безапелляционно прикованы к участникам действия.

Наконец меланхоличный палач прекратил точить орудие казни и теперь оценивающе смотрел на обнажённую шею своего подопечного. Слегка дотронувшись острым лезвием до кожи обречённого, он поднял над головой топор и резко бросил его вниз. С глухим стуком отрубленная голова упала с эшафота и покатилась к ногам зрителей. Те же задумчиво смотрели на неё и, как казалось, не собирались расходиться удовлетворённые увиденным зрелищем.

— И зачем он вспомнил?

Оглянувшись, мы увидели немолодого, высокого дьявола, который недоумённо качал своей седой головой. В глаза бросилась его чересчур богатая одежда и пару перстней с огромными драгоценными камнями. Его взор был прикован к пустым глазам отрубленной головы. Впрочем, он довольно быстро перевёл его на своих невольных слушателей, — на нас.

— Ведь все давно забыли, а он вспомнил, — дьявол осуждающе взмахнул рукой, — и что в итоге? Правильно, — он одобрительно кивнул ангелу, — всё как всегда. В итоге выяснилось, что вспомнил зря. А ведь как радовался, когда, наконец, обрёл эту роковую память. Как смеялся над нами, сколько пошлых шуток слетело с его языка. А мы ведь в начале даже его не поняли. Казалось бы, ну вспомнил и вспомнил, что ж с того. Но ведь там где вспомнил один, вполне могут вспомнить и другие. Нет, ну я же прав? — дождавшись моего утвердительно-равнодушного кивка, он продолжил. — А других ведь может оказаться достаточно для того, чтобы они вспомнили что-то ещё, а потом ещё и ещё. А это, на мой взгляд, уже многовато. Но мне кажется, он всё же понял, что не прав. И он не осуждал нас. И даже в чём-то согласился. Но, наверное, уже было слишком поздно. Вы как считаете?

— Наверное, — я не сильно вник в перипетии местных взаимоотношений. — А не подскажете, как поскорее забыть это место?

— Надо бежать, — он немного взволнованно посмотрел на меня, — отсюда надо бежать и ни в коем случае не оглядываться. И я бы вам настоятельно советовал бежать уже сейчас, пока ещё не поздно. К тому же, вас уже зовут.

Я посмотрел в указанную им сторону. Из противоположной арки выглядывала печально знакомая нам рука. Резковатыми движениями она манила к себе. Манила настойчиво и нетерпеливо.

— Беги, — не любящий вспоминать дьявол легко подтолкнул меня, — надо.

Глава 7. Лабиринт. Часть 8

Честно говоря, бежать в объятия огромной, абсолютно нереальной руки совершенно не хотелось, но я почему-то понимал, что дьявол прав и что сейчас вариант у нас только один. Пока один, а скоро их не будет вообще.

Бежать я, правда, всё равно не стал, но шаги мои были достаточно поспешны. Стараясь не замечать сомневающихся в моей благонадёжности ангельских взглядов, я прошёл мимо печально сидящего палача и прямым курсом направился к манящей руке. Впрочем, как только я оказался шагах в десяти от входа в арку, рука как-то суетливо исчезла в её довольно тёмном проёме. Послав в огонь тревоги и сомнения, я решительно ввалился вслед за ней.

Арка благополучно вывела нас на темноватую, но вполне просматриваемую аллею. Серые камни дороги равнодушно взирали на нас снизу вверх. Высокие, лишённые листьев деревья тихо шептались между собой, не обращая на нас драгоценных капель своего внимания. В конце аллеи стояла рука, нетерпеливо барабаня пальцами по оскорблённо вскрикивающим камням. Увидев, что мы, наконец, пришли, она отбила последний безумный аккорд и призывающее скрылась за одним из деревьев.

— Куда мы идём, мастер? — голос у леди был довольно злой.

— К сожалению, крылатая, здесь важно не куда, а откуда, — я с грустью посмотрел на хмурую дорогу. — Не отставай.

Вряд ли эта аллея пользовалась успехом у местных влюблённых и ищущих уединений для раздумий. Здесь явно было не место для любви и светлых мыслей. Здесь вообще было не место для прогулок. Атмосфера не враждебности, но ощутимого раздражения нашим невольным визитом наполнила окрестности. Звуки шагов казались слишком громкими, а мысли чересчур тревожными. Деревья прекратили шептаться и теперь напряжённо нависали над нашими головами.

Внезапно из-за одного тёмно-серого изрезанного морщинами ствола выглянуло большое узкое лицо неясной видовой принадлежности. Лицо усталое и печальное. Оно искательно посмотрело на нас, и добавило к своему облику остальные части тела. Почёсывая украшенную редкими волосками голову, на дорогу вышел странный субъект в рваном ниспадающем до земли халате, из карманов которого выглядывали корешки книг. Он остановился напротив нас, пряча глаза и нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Ну? — я откровенно торопился.

Длиннолицый бросил на меня полугневный взгляд и шумно задышал, вероятно готовясь для ответной речи. Слава огню, эта подготовка не заняла много времени.

— А вы знаете, как здесь скучно? — он вопросительно пробежался глазами по нашим лицам и, видимо не найдя там понимания, продолжил. — А я знаю. И знаете почему? Потому что я бездарность. Я не смог сделать ничего, для того чтобы здесь стало весело. Просто не смог придумать.

— Дай пройти, — не хватало мне только душевных изливаний от затосковавших аборигенов.

— Да я разве держу, — он ещё больше погрустнел, но тут же вновь оживился. — У меня ведь было столько идей. Столько гениальных идей. Вернее это тогда