Карета рвалась вперед, давя и с треском сшибаясь с болеелегкими повозками. Одна карета от удара повалилась набок, там заверещали на дваголоса, мелькнуло розовое платье. Еще одну развернуло боком, дышлом уперлась встену. Кучер лихо орал, свистел, плеть с азартом хлопала по лошажьим крупам.Люди едва успевали шарахаться в стороны, а кто не успевал, того сбивало с ног.

Василь придержал коней, давая дорогу, с таким зверемтреснуться боками – себе дороже, и карета проломилась дальше, сцепилась скем-то колесами, обе встали, загородив дорогу и повозке Засядько, кучера оралии размахивали бичами.

– Подожди здесь, – велел Засядько.

Он выскочил, в несколько быстрых шагов достиг сцепившихся,двумя ударами шпаги обрубил постромки, и лошади освобожденно ринулись вперед ипропали в ночи вместе с вопящим форейтором на передней. Кучер раскрыл рот и такзастыл, жалкий, растерянный, сидя на облучке, перед которым не было коней.

Засядько засмеялся зло, повернулся и пошел обратно к своейкарете. Но когда проходил мимо чужой, дверца распахнулась, оттуда вывалилсявысокий человек с хищно загнутым носом. Он зарычал разъяренно:

– Опять? Опять вы?

– Простите, – сказал Засядько холодно, – что-то неприпоминаю, чтобы мы с вами были знакомы.

– Это вы не знакомы, – выкрикнул человек зло. – Ноя вас знаю неплохо!

– Тогда вам повезло больше, – сказал Засядько.

Он даже не подумал, что это могло прозвучать каксамопохвальба, каждый в сказанное вкладывает свой смысл, но незнакомец, похоже,понял именно так, как жаждалось оскорбленному самолюбию. Засядько не успелсделать второго шага, а в спину яростно крикнули:

– Мерзавец!

– Очень приятно, – ответил он, – а я –генерал Засядько!

– Я знаю, кто вы! Вы мне за это поплатитесь!

Засядько обернулся:

– Если вы знаете, кто я, то знаете, куда прислать своихсекундантов.

Он открыл дверцу, увидел белое как мел лицо Оли.Встревожился:

– Что-то случилось?

Она прошептала:

– Это Маратин…

—Ну и что? – удивился он. – А кто такойМаратин?

– Он добивался моей руки.

– Многие добивались, – сказал он равнодушно. Подумал,что его тон может обидеть ее, добавил: – Сколько же их! Я думал, Сержбыл последним.

– Маратин был намного настойчивее. Но нам повезло, он был вотъезде за рубежом, когда мы… все успели.

Карета выбралась напрямую к дому, Василь начал нахлестыватьконей. Колеса застучали чаще. Засядько отмахнулся:

– Ладно, забудем… Тебе не показалось, что со второгодействия певец был просто в ударе?

Он вскоре забыл об инциденте и был удивлен, когда наследующее утро к нему явился гвардейский офицер в чине майора, представился исказал, что он прислан тайным советником Маратиным для вопроса о предстоящейдуэли.

Засядько посерьезнел. Тайный советник – очень высокийчин, в армии равен генералу, так что дуэль будет равная. Понятно и как Маратинненавидит его, ибо майор даже и не заикнулся о примирении.

«Интересно, – подумал Засядько, – что, если бы япредложил принести свои извинения? Принял бы Маратин? Или месть ослепиланастолько, что жаждет пролить кровь в любом случае?»

– Как вызванный на дуэль, – говорил между теммайор, – мой подопечный имеет право выбора оружия. Он предпочел шпаги…

«Надеется, что со шпагой у молодости большепреимуществ, – понял Засядько. – Что ж, верно. Только не знает, что ясейчас почему-то сильнее и ловчее, чем был двадцать лет тому. Или, по крайнеймере, равен тому безрассудному герою штурма Мантуи».

– Шпага так шпага, – сказал он. – Возражений нет.

– Теперь о месте…

– Да подберите сами, – бросил Засядько, – язаранее согласен с вашим выбором.

Он чувствовал себя глупо. На дуэлях за всю бурную жизньпочти не дрался, две-три не в счет… или пять, и не помнил точно, ибо жизнь шлапод свист пуль и рев ядер, рубил саблей с коня и пешим, стрелял в людей,захватывая их батареи и отстаивая свои, тут счет был бы не на единицы, но вестисчет на войне безнравственно и аморально, не утки падали наземь под его выстрелами!

– Я знаю одно уединенное место за городом, –сказал майор, кланяясь. – Близко, дорога отменная, и ехать не большеполучаса!

– Отлично, – согласился Засядько кисло, – я бы неотказался и от места за десять минут от города.

– Увы, слишком много гуляющих… И усадьбы начинаютстроить за городом.

– Против моды не попрешь, – вздохнул Засядько. –Передайте, что я согласен. А секунданта я подберу сегодня же.

– Тогда назначим на завтра?

– На завтра, – согласился Засядько.

– Имею честь откланяться!

– До завтра.

Маратин шел, задумавшись, когда услышал быстроприближающиеся шаги. В его сторону шел, держа его взглядом, Васильев, одиниз высших офицеров Генштаба. Они были бегло представлены когда-то на каком-товечере, с того времени никогда не встречались, не разговаривали, инстинктивночувствуя антипатию друг к другу, и теперь Маратин удивился, когда Васильевостановился рядом с ним:

– Граф, вы попали в неприятную ситуацию.

Голос Васильева был сочувствующий. Маратин поморщился:

– А вам какое дело?

– Есть дело.

– Какое все же?

Васильев оглянулся по сторонам, еще больше понизил голос:

– Засядько – первая шпага армии. Во всей Российскойимперии не найдется человека, который бы виртуознее владел оружием. Будь тошпага, сабля, пистолет или просто кулаки.

– Похоже, – буркнул Маратин с неприязнью, – вы вседеньги поставите на него.

Васильев криво улыбнулся:

– Поставлю. Но я очень хотел бы, чтобы победили вы.

– Почему?

Васильев прямо посмотрел в глаза молодого графа:

– У меня с ним личные счеты.

– Ого! Приятно, что не я один.

Голос Васильева стал хриплый от сдержанной ярости. Маратинвдруг увидел всю глубину ненависти, обуревавшей этого человека.

– У меня тоже должна была быть с ним дуэль… Но этослучилось двадцать лет тому. Он уже тогда был первой шпагой Российской империи,лучшим стрелком и наездником. У меня не было шансов. И я…

– Догадываюсь, – сухо сказал Маратин.

– У меня не было шансов! – повторил Васильевзатравленно. – Я отступил… Нет, я не стал извиняться, но я срочноперевелся из части, а мы были в победоносных войсках Суворова в Италии…Перевелся я в холодный Петербург. Родня и благожелатели говорят, что здесь ялучше устроил свою карьеру, но я-то знаю, что с того дня мой дух был сломлен.Я впервые отступил, и с тех пор моя жизнь стала сплошным отступлением.Хотя со стороны казалось, что я поднимаюсь по ступенькам карьеры! Я каждыйдень просыпался с ощущением поражения. Мои дни были отравлены, и я в горячечныхмечтах всегда побеждал его на дуэли, сбрасывал с высоких башен, топил вбушующем море, растаптывал конем… Увы, это были только мечты. Сладкие, нонесбыточные. А вредить ему я мог только по мелочам. Такое пакостничество,мелкое и жалкое, еще больше унижает меня и точит душу! Но вот вы сейчас, еслине откажетесь от дуэли…