Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень скромная жизнь…
Полковник Николай Арсентьевич Харыбин, начальник 9-го отдела КГБ на кавказских курортах, вспоминал, что Суслов был весьма капризным. Ему не понравилось, что дорожку к морю вымостили камнем. И что же? Перебрался на другую дачу. Не понравилась мебель – сменили. И комендант предварительно показывал Суслову и образцы новых обоев, и вообще всего, что собирались менять. На государственной даче.
Порядка – в его понимании – он требовал от всех. Дочь Майя рассказывала, что отец сурово отчитал ее, когда она одела модный тогда брючный костюм, и не пустил в таком виде за стол.
Отпуск (точнее два отпуска, положенных членам Политбюро) он проводил в Крыму. Потом зимой чаще ездил в Сочи, а летом в Пицунду.
Леонид Сумароков:
«Распорядок во время отдыха оставался близким к тому, как это проходило в субботние и воскресные дни в Москве, разве что завтрак на полчаса позже. В остальном – та же утренняя прогулка обычно с членами семьи, плавание, чтение деловых бумаг (они каждый день доставлялись фельдсвязью). Звонки по телефону, разговоры обычно краткие. После обеда – полуторачасовой отдых, чтение, прогулки. Пару раз в неделю – смотрел кинофильмы. Новости по телевидению смотрел регулярно. Иногда, примерно раз в неделю выезд за территорию, пешие прогулки по Ялте или Сочи, или на морском катере в соседние интересные места».
Борис Мартьянов:
– Летом на отдыхе купался ровно десять минут. Далеко от берега не отплывал. Ему нравилось, если плаваешь рядом потихонечку, без шума и брызг. Когда он гулял, то любил, чтобы между ним и охраной была дистанция. Правда, если было скользко, то чуть ли не под локоть его ведешь… Особенно ему не нравилось, когда во время поездок впереди шла милицейская машина со спецсигналами. Он не переваривал резких звуков. Однажды в Ленинграде не выдержал, приказал: «Остановите машину, я пойду пешком – не могу ехать с такой кавалькадой!»
В молодости играл в волейбол, иногда в бильярд. Потом перешел на домино.
Борис Мартьянов:
– Мы все-таки старались немножко подыграть Михаилу Андреевичу. Он, когда проигрывал, печалился, огорчался.
На даче в Сосновке (это Рублевское шоссе) Суслов любил посидеть в деревянной застекленной беседке, построенной подальше от дома. Государственная дача «Сосновка-1» занимала площадь в одиннадцать с лишним гектаров, включала спуск к Москве-реке и собственный пляж. Двухэтажный дом постоянно достраивался и улучшался, но его обитателям казался скромным и обычным.
Женой Михаила Андреевича была Елизавета Александровна Котылева (Суслова). Родилась в 1903 году. Училась на медицинском факультете 1-го Московского университета. Она была сестрой его однокашника по рабфаку. Поженились в 1927 году. Врач, защитила кандидатскую диссертацию. Она страдала, как вспоминал академик Чазов, тяжелейшим диабетом. Умерла в 1972 году. После этого Михаил Андреевич жил с семьей дочери.
У Сусловых было двое детей. В 1929 году родился сын, которого в духе времени назвали Револием. Рассказывают, что он увлекался живописью и музыкой. В 1975 году генерал-майор Револий Михайлович Суслов возглавил Центральный научно-исследовательский институт радиоэлектронных систем. На следующий год появилось постановление ЦК КПСС и Совета министров, которым ЦНИИРЭС был определен как головной институт радиопромышленности. В 1979 году Револий Суслов был отмечен Государственной премией. Институту построили большое здание на проспекте Мира.
Назначением Суслова-младшего, как он сам рассказывал, занимался министр обороны Дмитрий Федорович Устинов. Институт подчинялся 6-му главному управлению министерства радиопромышленности СССР, и бывший начальник главка вспоминал Револия Михайловича добрым словом. Институт был заметный, что подтвердил один из создателей отечественной системы противоракетной обороны Григорий Васильевия Кисунько, генерал-лейтенант, член-корреспондент Академии наук, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии.
Кисунько рассказывал:
«Дежурный офицер передал мне указание срочно позвонить по ВЧ-связи министру радиопромышленности Петру Степановичу Плешакову. По приказанию Плешакова мне надлежало немедленно прибыть в министерство.
Плешаков начал разговор со мной, что называется, с ходу:
– Григорий Васильевич, я сегодня же должен подписать приказ о твоем переводе из ЦНПО “Вымпел”. Вот давай посоображаем – куда? Есть три варианта: первый – директор министерских курсов повышения квалификации, второй – ученый секретарь научно-технического совета нашего министерства, третий – научный руководитель Центрального НИИ радиоэлектронных систем, где директором твой старый знакомый Револий Михайлович Суслов.
Я попросил дать мне время подумать, посоветоваться с младшим Сусловым, но Плешаков заверил меня, что согласие Суслова он гарантирует!»
Жена Револия Суслова Ольга Васильевна стала главным редактором ежемесячного журнала «Советское фото» (издатель – Союз журналистов СССР). На его страницах публиковались лучшие работы фотохудожников. При Ольге Сусловой журнал выходил большим тиражом и был награжден орденом «Знак Почета» – редкость по тем временам.
В 1939 году у Сусловых родилась дочь Майя. Она окончила МГИМО, в Институте славяноведения Академии наук занималась балканистикой, защитила докторскую диссертацию. Замуж вышла за Леонида Николаевича Сумарокова, выпускника Московского инженерно-физического института, где он потом заведовал кафедрой; его избрали членом-корреспондентом АН СССР по Отделению информатики, вычислительной техники и автоматизации. В 1990 году ему предложили работу в Вене, и вся семья перебралась в Австрию.
Одна из внучек Суслова вышла замуж за сына известного журналиста-международника Мэлора Георгиевича Стуруа, который работал в «Известиях». Помню, как коллеги шептались: Мэлор Георгиевич – невыездной, то есть в заграничные командировки его не посылают. Но после удачной свадьбы сына все претензии к Мэлору Стуруа исчезли. Со временем он уехал в Соединенные Штаты. Он был очень талантливым журналистом, и я, когда трудился в «Известиях», с удовольствием печатал его американские заметки…
Кто-то считает, что не следует переоценивать роль Суслова: он не был таким уж всемогущим, всемогущим был только Генеральный секретарь. Другие уверены: именно он управлял всеми делами в Политбюро.
Иногда на заседаниях секретариата ЦК Суслов твердо говорил:
– Нет, не будем принимать это предложение.
Руководитель отдела ЦК испуганно вскакивал со стула:
– Михаил Андреевич, но этот вопрос согласован с Леонидом Ильичем!
На что Суслов спокойно отвечал:
– Я переговорю с ним.
Больше никто возражать не смел. Слова Суслова означали, что вопрос закрыт.
Леонид Ильич Брежнев, конечно, не был номинальной фигурой. Если он говорил: сделайте так, а не иначе, то Суслов проявлял лояльность, на конфликт никогда не шел. Но в реальности Суслов постепенно стал полным хозяином в партии, потому что Брежнев дал ему карт-бланш.
Леонид Ильич по характеру предпочитал царствовать, а не править. Ордена, почет, аплодисменты – это ему нравилось, он любил произносить доклады и принимать иностранные делегации, а заниматься чем-то конкретным ему не хотелось. Он охотно оставлял текущие дела Михаилу Андреевичу.
В последние годы Брежнев, утратив способность работать, вынужден был уже во всем полагаться на Суслова.
Леонид Ильич, прочитав какой-то материал, говорил:
– Надо спросить Мишу.
Материал несли Михаилу Андреевичу, и его слово было решающим.
– Как раз в этот период я участвовал в работе над докладом для генсека и три недели наблюдал Брежнева, уже больного, – вспоминал профессор Вадим Печенев, руководитель группы консультантов