в 1960‑х годах расходы на социальную политику президента Джонсона и, прежде всего, на войну во Вьетнаме привели к огромному и быстро растущему дефициту бюджета и ускоренной инфляции в США, возник еще больший дисбаланс по отношению к тем государствам, которые генерировали высокий внешний профицит – кроме Японии, прежде всего, ФРГ. Этот дисбаланс можно было бы компенсировать за счет ревальвации дойчмарки. Однако это привело бы к удорожанию западногерманского экспорта, а Большая коалиция и особенно министр финансов Штраус не были готовы пойти на это так скоро после преодоления рецессии 1967 года.

Но поскольку дойчмарка была сильно недооценена, все больше и больше спекулятивного капитала притекало в ФРГ в ожидании неизбежной ревальвации и обильных прибылей, которые можно было тогда получить, что еще больше разжигало инфляцию в стране. Фактически сразу после смены власти осенью 1969 года социал-либеральная коалиция ревальвировала дойчмарку на 9,3 процента – слишком мало и слишком поздно, чтобы добиться чего-то большего, чем краткосрочный эффект. Доллары США продолжали поступать в Западную Германию в больших количествах, а инфляция продолжала расти. В результате в мае 1971 года федеральное правительство приняло решение о временной либерализации обменного курса западногерманской валюты. Курс доллара по отношению к дойчмарке начал падать, но приток спекулятивного капитала в ФРГ не уменьшился. Между тем внешний долг США во много раз превышал золотой запас. В этой ситуации президент США Никсон 15 августа 1971 года решился на эффектный, но вполне последовательный шаг и отменил конвертируемость доллара в золото. Это на время решило проблему бегства доллара. Однако доверие к Бреттон-Вудской системе пошатнулось, и даже повторная фиксация валютных курсов в декабре 1971 года не смогла его восстановить.

В период с 11 по 14 марта 1973 года главы правительств государств Европейского сообщества окончательно решили раз и навсегда отказаться от системы фиксированных валютных курсов и перейти к «плавающей» системе, то есть к определению валютных курсов рынком. Попытка связать европейские валюты в ассоциацию обменных курсов («валютная змея») провалилась, потому что экономические силы отдельных европейских стран слишком различались. Для ФРГ возобновление роста курса дойчмарки, связанное с либерализацией обменных курсов, означало, что приток долларов прекратился, и инфляция будет сдержана. В то же время, однако, цены на германскую экспортную продукцию резко выросли. До этого момента занижение курса дойчмарки имело инфляционный эффект, но оно приносило значительные преимущества германской экспортной промышленности. Теперь она была более подвержена свободной конкуренции на мировом рынке, что привело к постоянным трудностям в некоторых отраслях.

В целом конец Бреттон-Вудской системы ознаменовал начало смены гегемонии в капиталистической мировой экономике – отказ от государственного контроля в пользу большей автономии рыночной деятельности. Международные финансовые рынки все сильнее отходили от государственных плановых заданий и вскоре развили огромную динамику. В то же время это означало отход от кейнсианской теории в экономической и финансовой политике. Экономические теоретики, такие как Милтон Фридман и Фридрих Август фон Хайек, критиковали государственный контроль над экономической деятельностью: экономическая динамика должна создаваться за счет оптимизации условий для компаний, а не со стороны спроса, например, за счет повышения заработной платы. Аналогичным образом, покупательная способность денег должна стабилизироваться не правительственными плановыми заданиями, а контролем денежной массы независимыми центральными банками, которые несут ответственность исключительно перед рынком, а не перед правительством.

Переход от кейнсианской к «монетаристской» экономической политике происходил в западноевропейских странах в различных масштабах и с разной скоростью. Однако во всех промышленно развитых странах значение центральных банков возросло. Западногерманский Бундесбанк также имел гораздо больше возможностей для маневра после либерализации валютных курсов и все чаще становился фактором финансовой политики наряду с федеральным правительством, а не под его руководством. Теперь он начал бороться с импортированной инфляцией с помощью ограничительной политики дефицитных денег и одновременно ограничивать экстенсивную политику расходов государственного сектора[8].

Начиная с 1960‑х годов экспансия экономик западных стран все больше объяснялась практически неограниченной доступностью дешевой сырой нефти. В 1973 году ФРГ получала 58,6 процента своей энергии из сырой нефти, Франция – 72,5, а Италия – целых 78,6 процента. За двадцать лет экономической активности цены на сырую нефть – как почти на все сырье – оставались почти неизменными: в 1953 году баррель сырой нефти стоил 1,93 доллара, в начале февраля 1971 года – 2,18 доллара. Такое постоянство низких цен на сырую нефть четко отражало экономическое и политическое превосходство Запада. Однако девальвация доллара после отказа от золотого стандарта теперь значительно снизила уровень прибыли от сырья (которая постоянно рассчитывалась в долларах). Производители сырьевых товаров пытались компенсировать это повышением цен – в том числе и на сырую нефть, которая к концу сентября 1973 года уже подорожала примерно до трех долларов. С началом войны Египта и Сирии против Израиля в октябре 1973 года производители нефти, объединенные в ОПЕК, впервые использовали цену на нефть в качестве политического оружия, сначала против Нидерландов и США, а затем против всех западных стран, поддерживавших Израиль. К концу года цена на нефть выросла почти в четыре раза и достигла 11,65 доллара. Как следствие, в 1974 году ФРГ пришлось заплатить за импорт нефти на 17 миллиардов марок больше, чем в предыдущем году[9].

Последствия такой ценовой политики были многообразными и имели далекоидущие последствия: с одной стороны, были пересмотрены отношения между промышленно развитыми странами и странами – производителями сырья. Прежде всего, благодаря этому шагу арабские государства вышли из отношений постколониальной зависимости от Запада и начали реализовывать экономическую мощь, которая стала результатом нефтяного богатства их стран, также и политически. Напротив, промышленно развитые страны осознали свою зависимость от нефти. Это привело к попыткам найти другие источники энергии. В частности, быстро возросло значение ядерной энергии. В то же время Ближний Восток стал центром международного политического и военного интереса.

С другой стороны, кризис цен на нефть осенью 1973 года вызвал глубокий шок среди населения западных индустриальных стран, потому что в отличие от валютных проблем, понимание которых требовало специальных знаний, уязвимость западных индустриальных стран и уязвимость их собственного процветания стали очевидны для всех. В ФРГ этот шок усугубился такими мерами, как запрет на вождение автомобиля в четыре воскресенья поздней осенью 1973 года, поскольку вождение автомобиля, как ничто другое, является символом собственного экономического прогресса и прогресса страны.

Валютные проблемы, инфляция и кризис цен на нефть накладывались друг на друга, усиливая проблемы, в то время как экономические данные в Западной Европе указывали на прекращение темпов роста, превышающих средние показатели. Ведь бум 1950‑х и 1960‑х годов и особенно расширение западногерманской