Проходя мимо, Сфинкс воскликнул:

– А, мистер Икес! Он был первым! Такой медлительный и неуклюжий – вечно падал. Но как же я его любил!

Сбитая с толку этой внезапной горячностью и не зная, что сказать, Эдит спросила:

– Ты его сделал?

Повинуясь сиюминутному порыву, она протянула руку и положила ладонь своего движителя на плечо неуклюжей машины. Железные кости, казалось, поднялись навстречу ее прикосновению, как кошка, просящая ласки. Она чуть не отпрянула от неожиданности, но заставила себя замереть. Она удержала контакт и сосредоточилась на нем.

Это, конечно, было абсурдно, но она почувствовала намек на связь с холодным, мертвым движителем. Нет, не связь – скорее, медленное эхо, внутренний невнятный диалог…

Странное ощущение отогнала болтовня Сфинкса, и Эдит отдернула руку.

– Мне было шестнадцать лет, когда я его построил. – Сфинкс вздохнул – звук был такой, словно из велосипедной шины вышел воздух. – Я сделал все эти машины. Я оживил их, научил служить и оплакивал, когда они умирали.

Сфинкс продолжал путь по коридору, указывая на причудливые экспонаты своей коллекции и делая на ходу замечания. Там был Гораций, чья нижняя половина напоминала колесо речного парохода, утыканное железными шипами. У Горация были грудь и руки мужчины и голова быка. Его построили, чтобы возделывать поля в садовых уделах. Затем была Зои, которая выглядела как черепаха размером с диван и у которой вместо головы был единственный глаз без век на конце шеи из кабелей. Зои предназначалась для инспектирования канализации, но обладала привычкой застревать в неприятных местах.

Сфинкс остановился перед самым большим движителем в сентиментальной коллекции. Из всех машин эта больше всего выбила Эдит из колеи. Это была смесь богомола и парового экскаватора с предплечьями, изогнутыми и заточенными, как ятаганы. Но больше всего нервировало то, что у движителя оказалась женская голова, статная и бледная, как мрамор, сидящая на конце длинного колючего хребта.

– Мне пришлось вытащить батарейки из Пенелопы после того, как она убила нескольких сановников. Несчастный случай, конечно. Но это была довольно неприятная сцена. – Сфинкс протянул руку и похлопал по бронированному колену двигателя.

– А для чего ее построили?

– Пасти паукоедов. – Сфинкс двинулся дальше, его черная мантия скользила по зеленому ковру. – Ты когда-нибудь слышала притчу о несчастном фермере?

– Нет, – ответила Эдит, вопрос застал ее врасплох.

– Жил-был фермер, которого мучили черные мухи. Это были злобные твари, которые поедали листья урожая и кусали его, когда он спал. Поэтому фермер купил пару лягушек, чтобы они ели мух и размножались, что они и сделали, но – слишком хорошо. Вскоре он уже находил лягушек в сахарнице, в ночном горшке и в сапогах по утрам. Поэтому фермер купил пару цапель, чтобы они ели лягушек и размножались, что птицы и сделали, но они также разрыли его семена и растоптали саженцы. Поэтому фермер купил кошку и кота, чтобы они отгоняли цапель и размножались, что они и сделали, но они также убили его кур, съели всех певчих птиц и набрасывались на него, как маленькие тигры, куда бы он ни пошел. Поэтому он купил пару собак, а когда и собаки вышли из-под контроля, он купил пару медведей, а потом пару слонов, а потом, когда слоны сровняли с землей его дом, сарай и все, что у него было, он купил пару черных мух. Это были злобные, кусачие твари, и они прогнали слонов прочь.

– Проклятие непреднамеренных последствий, – сказала Эдит.

– Проклятие наплевательского отношения! – резко сказал Сфинкс, выпрямляясь в полный рост. – Зодчий пытался удовлетворить потребности Башни с помощью одомашненных животных, но они были непредсказуемы и опасны. Они потребляли слишком много ресурсов, заражались слишком многими болезнями. Это было неприемлемо. Поэтому я построил механические альтернативы для обслуживания Башни. Но движители были безмозглыми, опасными и подверженными саботажу. Поэтому я создал блюстителей, надеясь, что сила в сочетании с совестью привнесет некоторое равновесие и здравомыслие в Башню, но вместо этого я обрушил на кольцевые уделы погибель в виде Люка Марата и Красной Руки. На каждом шагу я намеревался сеять семена свободы, равенства и легкости, но лишь распространял чуму. – Сфинкс снова съежился, словно измученный вспышкой гнева. – Поэтому, вместо того чтобы упорствовать в своей неудаче, вместо того чтобы усугублять ошибки, я удалился.

– Ошибки, – повторила себе под нос Эдит.

Они приближались к концу зала. Последние экспонаты на так называемом чердаке Сфинкса были не похожи на другие, Эдит остановилась и уставилась на них. Все три машины были более или менее человечекоподобными. У них были руки и ноги, ладони и ступни. Двое были одеты в приталенные костюмы, третий – в блузу и бриджи для верховой езды. Эдит могла бы принять их за манекены в витрине магазина, если бы не головы. Одна, казалось, принадлежала барану, вторая – льву, а последняя – волку. Их выбеленные голые черепа зловеще торчали из накрахмаленных воротничков.

Она подумала о Байроне и о том, как он будет потрясен, увидев своих предшественников выставленными напоказ, словно трофеи. Неудивительно, что Сфинкс хотел скрыть их от него.

Эдит заметила пустое место рядом с последним экспонатом. Территория была огорожена канатами, освещена прожекторами и, казалось, жаждала заполучить подходящий объект.

– Я вижу, для меня еще есть место, – сказала она, стараясь быть бесцеремонной, хотя голос звучал ровно и угрюмо.

– Нет, это мое место, – сказал Сфинкс. – Однажды я поднимусь по этой лестнице, запру за собой дверь и довершу свою коллекцию. О, не смотри на меня так, девушка. Это случится не сегодня. И я совсем другое хотел тебе показать.

За углом зала находилась прихожая, которая выглядела совершенно неуместной. Она напоминала раздевалку в спа-салоне: кафель на полу, потертая деревянная скамья в центре, дюжина шкафчиков в каждой стене. Эдит открыла ближайший и уставилась на висящий внутри темный резиновый костюм. На полке поблескивал шлем в форме пули. Это оказались те же самые доспехи, что были на искрящихся людях, напавших на нее и Адама на вершине Башни.

– Найди себе подходящий, – сказал Сфинкс. – Боюсь, мне придется надеть кое-что более драматичное.

Процесс выбора, осмысления и втискивания в резиновую броню занял у Эдит несколько минут. Ей пришлось подыскать костюм достаточно большого размера, чтобы он налез поверх ее движителя, в результате чего остальное сидело слишком свободно. Резина ужасно скрипела все время, пока она пыталась застегнуть золотые манжеты и воротник.

Она только начала изучать внутреннюю сторону ухмыляющегося шлема, когда услышала приближающиеся щелчки. Звуки были резкими и быстрыми, как стук пишущей машинки. Она обернулась и увидела стеклянный шар, идущий по плитке на восьми золотых ножках. Черный саван Сфинкса висел внутри хрустальной кареты, как трещина в полированном опале. Карета была раза в два выше Эдит.

Внутри сферы Сфинкс изобразил, что надевает шлем, и после секундного замешательства Эдит именно это и сделала. Внутренняя часть золотого шлема была плотно обита подкладкой. Щель забрала казалась запечатанной дымчатым стеклом. Эдит все еще пыталась свыкнуться с тяжестью и сократившимся полем зрения, когда голос Сфинкса заговорил ей в ухо. Она вздрогнула и пригнулась, ударившись о шкафчик, хотя Сфинкс всего лишь сказал: