В это же время внезапно распространился слух, будто бы в Персии сменилась династия, и новый царь собирается идти войной на Константинополь. Аркадий срочно запросил помощи у Рима, где все решал могущественный Стилихон. Тот также согласился направить подкрепления, но при условии отставки Евтропия. Неясно, смогли бы Гайна и Стилихон совместными усилиями устранить ненавистного им конкурента, но в ситуацию решительно вмешалась императрица Евдоксия.

Властная и решительная, она незадолго перед этим получила от евнуха хороший урок – по какому-то поводу тот пригрозил ей удалением из дворца, и царица помнила об этом. Кстати сказать, нет ничего невероятного в том, что такая угроза могла бы осуществиться – всесилие фаворитов и полная зависимость императора от их мнения были совершенно очевидны для всех. А Евтропий, фактически сделав Евдоксию императрицей, решил, что вправе командовать ею и в дальнейшем. Как видно, он явно недооценил способностей царицы и ее умения находить друзей для дворцовых комбинаций. Императрица, имевшая большую личную власть над царем, искренне и горячо любившего ее, при помощи новых друзей переломила ситуацию и сделала все для отторжения евнуха от Аркадия. В конце концов Евтропия сослали в ссылку на Кипр, а имущество его конфисковали[620].

В это время на авансцену попыталась выйти национальная партия, втайне лелеявшая надежду устранить ненавидимых ими германцев и восстановить исконные римские порядки. Вождем этой группы являлся префект претория Востока Аврелиан; знаменательно для этого времени, что родной брат Аврелиана, Кесарий, занимавший пост префекта Константинополя, придерживался прогерманской партии. Но сила у партии Аврелиана была весьма незначительная; готы первенствовали повсюду – в армии, а после отставки Евтропия и в политике. Вскоре германская партия наглядно продемонстрирует свое могущество. В первую очередь неудовлетворенные отставкой Евтропия Гайна и стоявший за ним Стилихон потребовали суда над ним в Константинополе, и, как легко можно догадаться, его приговорили к смертной казни. Затем готы поставили на место и римскую партию.

После смерти Евтропия Гайна двинулся на соединение с Трибигильдом, и в городе Фиатире они встретились. Младший гот очень жалел, что по дороге не удалось пограбить такой богатый город, как Сарды, и подбивал Гайну совместно овладеть им. Пока они раздумывали над будущими планами, Гайна получил сообщение от Кесария, что при дворе Аркадия организуется процесс по обвинению старого гота в измене. Конечно, Гайна догадался, что здесь не обошлось без Аврелиана, и потребовал от Аркадия выдачи (!) ему своих недругов. Страх перед готами был так велик, что император подчинился требованию Гайны и выдал своих ближайших друзей и товарищей, хотя в последний момент варвар, находясь в благодушном настроении, пощадил Аврелиана, магистра армии Сатурнина и комита Иоанна, переданных ему императором. Их лишь сместили с занимаемых должностей, и пост Аврелиана теперь получил его брат Кесарий. Это был акт величайшего унижения римской аристократии – они полностью находились в руках варвара[621].

Дальше – больше. Гайна перешел через Босфор и вступил в Константинополь. Аркадий, не ожидавший ничего хорошего от этого события, даже согласился на то, чтобы предоставить готам-арианам один из самых больших храмов столицы, и лишь твердая позиция св. Иоанна Златоуста (398—404), архиепископа Константинополя, имевшего непререкаемый авторитет в народе, помешала этому.

Никто достоверно не знает, как далеко заходили тайные планы Гайна и Трибигильда, но трудно отклонить ту версию, что самоуверенные готы подумывали уже о том, чтобы открыто захватить власть в свои руки. В пользу этого предположения свидетельствует то, что Гайна, занимая пост магистра армии, систематически высылал из столицы верные императору войска, сведя их в конечном счете к минимуму; а Трибигильд параллельно с этим концентрировал готские отряды рядом с городом.

Рассказывают, что два раза вожди готов пытались даже захватить столицу. Однажды Гайна зашел так далеко, что решился на грабеж столичных купцов, но те просто закрыли лавки. Тогда разгневанный гот, полагая, будто это – следствие тайного приказа царя, направил соотечественников на царский дворец, дабы те сожгли его. Однако на пути варваров внезапно встали Ангелы Божии в виде вооруженных воинов величественного вида. Дважды посылал Гайна своих готов к дворцу, и каждый раз их замыслам препятствовали духовные силы[622].

Ночь с 11 на 12 июля 400 г. была очень тревожная. Гайна хотел вывести свои войска организованно, но часть готов решила выйти из столицы самостоятельно. Стража у ворот заметила под их одеждой оружие, подняла тревогу, и сбежавшее население стало теснить варваров. Те скрылись в своем храме, но и эта мера не спасла их: константинопольцы закидали храм горящими головнями и под языками пламени нашли свою погибель около 7 тысяч готов. Сам Гайна, выбравшийся из города, молча взирал на гибель соплеменников. Это уже была открытая война, и напрасно префект Кесарий пытался убедить св. Иоанна Златоуста начать переговоры с Гайной – святитель отклонил попытку навязать ему функции посредника.

Поняв, что одним махом Константинополем уже не овладеть, Гайна решил переправиться через Дарданеллы в Вифинию, чтобы собрать дополнительные силы. Но – и это тоже знамение времени – на другом берегу его поджидал другой гот, Фравита, известный своей преданностью св. Феодосию и нерушимостью раз данного им слова. Под его рукой был небольшой, но дисциплинированный и хорошо обученный отряд, который он муштровал длительное время. В результате его умелых действий все попытки готов Гайны переправиться на другой берег закончились неудачей: Фравита топил их суда и уничтожал воинов в большом количестве.

Гайна, от которого отвернулась удача, попытался уйти во Фракию, но затем перешел через Дунай и решил вернуться к местам прежнего обитания готов. Однако за Дунаем ушедших ждала смерть – проживавшие там гунны практически полностью уничтожили его армию, и сам Гайна погиб, дорого отдав свою жизнь в бою. 3 января 401 г. вождь гуннов Ульдин привез голову Гайны в Константинополь, взамен получив «подарки» и заключив с Восточной империей мирный договор, предусматривавший выплату варварам ежегодной дани в обмен за безопасность границ[623].

Восхищенный Аркадий пропускал мимо уха все наговоры придворных о том, что якобы Фравита имел возможность полностью разгромить Гайна еще раньше, и в знак благодарности наградил того консульством на следующий, 401 г. На вопрос, какую дополнительную награду Фравита хотел бы получить из рук царя, старый воин ответил, что ему хотелось бы поклоняться своим богам по примеру предков[624].