Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феофил привез с собой 29 египетских епископов (всего судей было 36 – свидетельство явного перевеса александрийца) и громадные средства для подкупа придворных, денно и нощно работавших среди царской семьи против св. Иоанна Златоуста. К этому времени из двух египетских монахов, обвинявших Феофила в неправедном суде, один отказался от обвинения, и как-то само собой получилось, что на Собор в качестве обвиняемого в нарушении церковной дисциплины был привлечен сам св. Иоанн.
Ему вменялось рассмотрение судебных дел о нарушении принципов церковного управления («Эфесское дело») и вмешательство в компетенцию Александрийского епископа. Феофил как организатор Собора сделал все, чтобы там не было ни одного епископа, благоволившего Златоусту. Как видим, при всем старании враги св. Иоанна так и не смогли найти обвинения против него в сфере государственных преступлений и сделать «потерпевшей» царскую чету; это был суд священников над священником. Не случайно впоследствии св. Иоанн напишет, что «никого так не боится на свете, как епископов». Заседания Собора проходили в Халкидоне, в бывшем имении Руфина «Дуб», вследствие чего сам Собор стал называться «Собором у Дуба».
Собор имел тринадцать заседаний, из которых двенадцать были посвящены «делу» св. Иоанна Златоуста, против которого составили обвинение из 29 пунктов. Зачитывал обвинение архимандрит Иоанн – личность злобная, с худым нравом; другим обвинителем выступил сирийский монах Исаак, получивший на Соборе (надо полагать, в виде награды) статус епископа. Златоуста обвиняли в том, что он много ест, не умерен в питье вина, чуждался гостеприимства, не целомудренен, а выходя из дома, не молится, нарушает церковные правила и правила христианского благочестия, снисходителен к язычникам[637].
Особое внимание уделили передаче св. Иоанном Златоустом двух священников в руки светского суда, нарушению правил посвящения в священство и хиротонии епископов. В довершение всего св. Иоанна Златоуста обвинили в неправильном управлении церковным имуществом и оскорблениях клириков[638]. А в связи с отсутствием каких-либо оснований для признания Златоуста государственным преступником, судьи обвинили его в подстрекательстве народных волнений – максимум, что удалось выжать.
Феофил трижды, как это повелось с древних времен, приглашал св. Иоанна на суд, но Златоуст игнорировал приглашение, справедливо ссылаясь на заранее очевидную необъективность судей. «Доныне, – писал Златоуст своим судьям, – не знаю я никого, кто мог бы с каким-нибудь видом законности жаловаться на меня. Тем не менее, если вы хотите, чтобы я предстал перед вашим собранием, прежде исключите из него моих явных врагов, тех, кто не скрывал своей ненависти ко мне и умыслов против меня. Исполните это, и я не буду оспаривать место суда надо мной, хотя этим местом, по всем правилам, должен был бы быть Константинополь. Первый из вас, отводимый мной, как лицо подозрительное – Феофил»[639].
В результате его осудили заочно, а император Аркадий утвердил приговор. Можно предположить, что согласие императора на привлечение св. Иоанна Златоуста к ответственности имело под собой определенную подоплеку. Во-первых, еще со времен св. Константина Великого и Констанция в общественном сознании закрепилось сомнительное мнение, будто любой церковный Собор выражает собой истину. Чем же «Собор у Дуба» был хуже других? Во-вторых, Златоуст действительно нарушал принципы церковной юрисдикции, то есть канонические правила, как они содержательно понимались в то время. Другое дело, что Собор изначально не желал рассмотреть эту ситуацию объективно, заранее настраиваясь на виновность Константинопольского архиепископа.
Тем не менее Константинопольский патриарх отделался сравнительно легко: небезосновательно полагают, что судьи во главе с Феофилом подготовили – пусть и с использованием подлогов – основания для утверждения императором смертного приговора в отношении Златоуста. В своем послании к Аркадию они отдельно, хотя и бездоказательно, отмечают якобы имевшие место преступления Златоуста против императорского достоинства, надеясь на адекватную реакцию императора. И, не имея возможности идти против мнения многочисленного клира, царь утвердил приговор, но в виде наказания предусмотрел не казнь, а всего лишь ссылку св. Иоанна, чем немало огорчил судей[640].
Решение царя по утверждению приговора никак нельзя классифицировать как сведение счетов императоров со св. Иоанном. По свидетельству самого св. Иоанна Златоуста, царь и царица имели самое отдаленное отношение к тем бесчинствам, которые творились Феофилом и его сторонниками. В своем письме к Римскому папе св. Иннокентию (401—417) он детально описывает ход событий, последовавших до и после Собора. «В наше отсутствие, – говорит Златоуст, – они (то есть сторонники Феофила. – А. В.) ворвались в церковь, и потом благочестивейший император с позором изгнал наших врагов, а мы снова были призваны в церковь; более тридцати епископов вводили нас, и боголюбезнейший император со своей стороны прислал для этого нотария»[641]. Огромная толпа горожан, возмущенная неправедным судом, пыталась спасти своего архипастыря, но его силой вывезли кораблем в ссылку в поселок Пренет в Вифинии[642].
Рассказывая далее папе о своих мытарствах, Златоуст напрямую обвиняет Феофила в невыполнении царских приказов (!), во что легко верится, зная характер александрийца и состояние государственного управления в то время. Очевидно, Феофил и остальные клирики, недовольные святителем, заметно превысили полномочия, данные им императором. «Это было сделано без ведома благочестивейшего императора (выделено мной. – А. В.), под покровом ночи, по распоряжению, а во многих случаях и под предводительством епископов, которые не постыдились идти, имея впереди себя отрядных командиров вместо диаконов»[643].
То обстоятельство, что Александрийский епископ использовал мощь государственного аппарата и армии для высылки св. Иоанна, также легко объяснимо. На деньги, заблаговременно привезенные им из Египта, он легко подкупил командиров воинских соединений и сановников, которым эти части подчинялись. Александриец прекрасно понимал, что главное – сделать дело, а объясниться у императора ему помогут друзья из клира и придворные: царь не пошел бы на конфронтацию со своим ближайшим окружением.