Впрочем, эта история не имеет счастливого конца. Как только Гайна погиб и готский элемент резко ослабел в Империи, все ранее сосланные патриоты были возвращены на свои должности. Аврелиану вернули прежний пост, и он стал фактическим идеологом внутренней политики вместе с императрицей Евдоксией, которой по его инициативе еще раньше, в январе 400 г., царем был дарован титул августы. Брат Аврелиана Кесарий был заточен в тюрьму (все же Аврелиан сумел спасти его от смерти), но излишне резкие патриоты во главе с комитом Иоанном сумели посеять недоверие императора к Фравите, и мужественный спаситель Римского государства (увы, очередной) закончил жизнь на эшафоте, ложно обвиненный в государственном преступлении.

Удивительно, но вскоре после описываемых событий «готский вопрос» почти перестал волновать Восточную империю. Нет, готы еще продолжали занимать многие ведущие должности в армии, их подразделения по-прежнему играли заметную роль в защите государства, и даже император Аркадий, строго и последовательно сохранивший жесткую линию поведения ко всем еретикам и благоволивший исключительно к православным, был вынужден считаться с арианством готов. Но подъем национального самосознания, особенно в Малой Азии, был чрезвычайно велик. В считаные десятилетия Восточная империя, как «плавильный котел», смогла «переварить» в своей культуре готскую массу. После этого становится понятной гениальная стратегия св. Феодосия Великого, призвавшего готов на римскую службу и за счет этого сохранившего государственность в безопасности. На время варвары стали самыми надежными защитниками восточных провинций ото всех иных захватчиков. А по прошествии лет римское общество смогло найти иные резервы для обеспечения безопасности государства.

К сожалению, замечательная политическая победа над готской партией еще более разделила Западную и Восточную империи. Стилихон, едва ли не открыто управлявший западными провинциями, был, конечно, недоволен патриотической политикой Востока. Но события, развернувшиеся там, не позволили ему предпринять ответные шаги. Оставшиеся немногие годы царствования Аркадия и Евдоксии интересны главным образом событиями, связанными со ссылкой св. Иоанна Златоуста, его противостоянием с Александрийским архиепископом Феофилом (384—412) и исаврийским мятежом.

Всемирно известный святитель Иоанн Златоуст происходил из знатной семьи и родился в Антиохии. В 20‑летнем возрасте его мать Анфиса осталась вдовой, но сумела дать сыну блестящее образование – она готовила его к профессии юриста. Но у юного Златоуста были совсем иные мысли: он увлекся чтением Священного Писания, принял крещение и после смерти матери удалился в пустынь, где усиленно подвизался на монашеской ниве. Через четыре года он вернулся в Антиохию, поскольку его здоровье было изрядно подорвано. В 381 г. святителя посвятили в диаконы, а в 386-м – в пресвитеры. Он был настолько популярен в Антиохии и за ее пределами, что получил прозвище «Златоуст», а когда в 396 г. скончался Константинопольский патриарх Нектарий, Евтропий – тогда еще могущественный фаворит, обратил внимание императора на святителя и добился назначения того на вдовствующую кафедру.

26 февраля 398 г. состоялась хиротония св. Иоанна Златоуста, которому уже исполнилось 53 года, вследствие чего он немедленно получил первого могущественного врага в лице епископа Александрии Феофила, вынашивавшего план поставления на эту кафедру «своего» человека. Когда александриец попытался противоречить Евтропию, тот показал ему список проступков архиепископа, за которые того могли привлечь к уголовной ответственности, и египтянин молча проглотил обиду, хотя и не забыл ее. Несмотря на деятельное участие в гонениях на св. Иоанна Златоуста, Феофил был далеко не однозначной фигурой: его не любили впоследствии в Константинополе, но в Александрии почитание Феофила началось сразу после смерти епископа. V Вселенский Собор назвал Феофила одним из 12 самых почитаемых отцов Востока и Запада, а его правила были включены в Книгу канонов Православной Церкви[625].

Вместе с тем, по отзывам современников, он обладал не только обширными полномочиями над многими территориями, но и жестоким характером. Со своими подчиненными архиерей обращался как с рабами, при малейшем неповиновении подвергая их наказаниям и сажая в тюрьму. Будучи расчетливым и прагматичным человеком, он быстро понял, что золото может открыть любые двери, и потому часто покупал поддержку при дворе. Если верить современникам, Феофил не брезговал конфискованными языческими идолами, если те представляли собой некоторую ценность, и скрывал их в своих подвалах[626]. Помимо этого, он содержал в Константинополе многочисленных осведомителей, регулярно информировавших его обо всех событиях.

Обладая неограниченной властью в пределах Египта, он страстно желал расширить ее и сравниться в положении с Римским понтификом. Его первая попытка увенчалась успехом, и еще в годы жизни св. Феодосия Великого епископы Палестины и Кипра признали его власть над собой. Но затем царь открыто поставил его на место, вследствие чего Феофил взял паузу, надеясь со временем наверстать упущенные возможности[627]. И, казалось, все складывалось удачно, пока на пути Феофила не возникла великая личность св. Иоанна Златоуста.

Надо сказать, что выбор Евтропия был очень удачен: едва ли до сих пор Константинополь знал такого ревностного, доброго, отзывчивого и вместе с тем толерантного архипастыря. Святитель поднял на должную высоту церковную дисциплину, запретив так называемые «духовные браки» клириков с девственницами; упорядочил общежитие вдов и пресек практику отдельных монахов проживать в частных домах. Скромный от рождения, он резко сократил расходы на содержание двора столичного архиерея, отдав эти деньги на благотворительные цели, и вообще в своих проповедях твердо обличал роскошь и распущенность «сего века». Сама императрица Евдоксия, потрясенная его словами, пожертвовала крест для проведения ночных бдений с процессиями, которые организовал архиепископ Константинополя, и повелела своему евнуху обеспечить их безопасность. Мера не случайная, поскольку как-то во время Крестного хода православные столкнулись с арианами, и в завязавшейся драке пострадали люди[628].

Хотя св. Иоанн Златоуст демонстрировал крайнюю ревность по Православию, он не оставлял своим внимание готов-ариан, которым выделил отдельную церковь в столице и часто бывал в ней на службах. Вместе с тем он решительно препятствовал служению в этих храмах по арианскому обряду, оставаясь ревностным хранителем Православия.

И все же его архипасторство было далеко не безоблачным. Главным образом, его подводило ближайшее окружение, среди которого выделялись две фигуры аскетов и записных ригористов – диаконов Тигрия и Серапиона. Серапион, этнический египтянин, вскоре ставший епископом, высокомерный и грубый, нередко подталкивал св. Иоанна к необдуманным поступкам. Как рассказывают, однажды, когда на собрании клира Константинопольской церкви возникла заминка и не все присутствующие поддержали св. Иоанна Златоуста, Серапион воскликнул: «Что медлишь, епископ? Вооружись духовным жезлом и сокруши этот люд одним ударом!» Не лучше был и Тигрий, доставивший Златоусту массу хлопот[629].